Дитя порока, музыкант… Сольный альбом в прозе. Руслан Александрович Рузавин

разочарование.

      Диссонирующий на двух струнах интервал.

      – Потому как… лучше. Наша идея лучше. Она кондовая, понятно, косая и горбатая вся. А у них как раз вот на слушателя заточено. Слушабельно, как ты говоришь. Профессионально. И Цой тогда, кстати, не был великим и ужасным, испытывал сильное влияние Duran Duran.

      Быстрый пассаж вверх по грифу.

      – А если на слушателя – это компромиссы некоторые. Прикрытые самоиронией, например, как у Гребенщикова. Единственный похож на нас Башлачев был. Но он такой отщепенец у них… вроде юродивого ходил. Все уважают, но и боятся. И не любят особо. А другие, довольно много их, вообще не сильно верили в то, что пели. Просто социальщина окупалась тогда…

      – Вы горите!

      Блин! Думаю, что спину так печёт… Радио-блок мой! Дитя али-экспресса, блин!..

      – Ай-й!.. – горячий.

      Выдернуть шнур быстро, не хватало гитару спалить ещё…

      Свет гаснет вдруг. Нормально!.. Загорается конусом. В середине зала. В конусе – человек в костюме старорежимного конферансье. Чопорно поклонившись, с апломбом начинает:

      – Дитя порока, музыкант,

      Однажды выпив отчего-то,

      Нёс благородный свой талант

      Тому, кому купить охота.

      Был он немолод и помят,

      Характер толком не изучен,

      Но коль не пропил свой наряд,

      То в целом, видно, был везучим.

      И вдруг навстречу – господин

      С лица неясными чертами,

      Тот, что с пеленок до седин

      Всегда и слева рядом с нами…

      Скорчив значительную гримасу, конферансье умолкает. Тут очень кстати загорается общий свет, и он вообще растворяется в воздухе. Вместе со всей значительностью.

      Кирилл что-то наигрывает, я у стойки цежу минералку, злосчастный блок валяется на полу. Испуская миазмы горелого пластика.

      – Ф-фу, чем навоняли так? – Лариска пришла.

      – Да вот… сгорела хренотень одна.

      – Какая ещё хренотень?

      – Ну какая разница? Ну сгорела… Всё равно же не знаешь.

      – У тебя или у него?

      Вот настойчивая девушка, а?

      – У меня. Это потому, что надо не с китайского интернета покупать, а всё самое дорогое и лучшее. Да, юноша? Как вон инструмент у вас…

      – Угу.

      – Вот что я предлагаю, коллега, – ставлю бутылку. – Поверим наш спор практикой. Первое отделение – ваше. Куда угодно вставляете свою партию к Агутину. На своём дорогом басу, даже несколько раз можете. А во втором отделении – я свою, на дешёвом. И какой будет эффект. Проверим.

      – Ну давайте.

      Не радует что-то. Меня согласие его. Блок воняющий в ведро выбросить…

      – Эй-эй, не думай даже, – девушка-бармен. – Вонь такая! Иди вон сразу в бак…

      Ладно. Пойду сразу в бак. Хоть и дождь.

      – А вы знали, что черные дыры поют? – оборачиваюсь от входа.

      – И чего? – уже в телефоне Лариса.

      – Представьте.