Октябрический режим. Том 2. Яна Анатольевна Седова

услышавших его объявление с амвона. Вероисповедание свидетелей Дымши видно и из того, что их приводил к присяге местный священник: разумеется, речь идет о католическом ксендзе, поскольку православный батюшка, по словам самого депутата, отказался даже показать ему спорный храм.

      Еп. Евлогий подробно рассказал, как католики добивались желательных показаний от одного из главных свидетелей по фамилии Мазурик, обещая ему 100 р. награды. Это обещание давалось и крестьянами, и помещиком Шлюбовским, но Мазурик не верил и молчал.

      В то же время Дымша объяснял молчание этого свидетеля страхом: крестьянин-де сказал, «что о профанации покойников он показал бы очень многое, но боится, ибо ему угрожали, что если он скажет правду, то его убьют, и что уже сейчас, когда он шел давать показания, два стражника грозили ему кулаками». Любопытно, что те два лица, на которых Дымша указал с кафедры как на найденных им лично свидетелей профанации, были жителями не Ополе, а соседних деревень. Запуганностью опольских крестьян можно объяснить то обстоятельство, что официально командированный чиновник не смог собрать никаких толковых показаний против православных.

      Итак, порядок производства обоих расследований заставляет сомневаться в достоверности полученных данных. Кроме того, те немногие свидетельства, о которых шла речь с кафедры, противоречивы: в роли осквернителей останков фигурируют разные лица. Бобрук и некий житель деревни Городище обвиняют Корнелюка, Мазурик – Иванюка, Герман – «муляра» (каменщика). Особенно сомнителен свидетель Мазурик. Будучи православным, он дает показания против своих единоверцев. Истина дороже? Но, оказывается, в то время он ожидал наследства от матери-католички. После ее смерти он изменил свое показание и отрицал профанацию. Всего же он допрашивался чиновником трижды и каждый раз ухитрялся показывать по-другому.

      Вызвал споры вопрос о возможности вообще производить такие действия со скелетом. Харузин заявил с кафедры, что это невозможно. Через несколько дней в «Новом времени» появилось письмо, подписанное буквами «С. О.». Автор письма сообщал, что костяной остов после истления распадается на отдельные кости, так что свидетель Бобрук видел эти манипуляции «вероятно во сне после слишком сытного ужина».

      Дымша возразил и Харузину, с кафедры, и автору письма, посредством той же газеты, что речь идет не о скелете, а о набальзамированном теле Ивана Шлюбовского, останки которого были привезены в Ополе из Парижа. «Новое время» ответило, что Дымша говорил в своей речи именно о костях и скелете.

      За разъяснением члены Г. Думы обратились к экспертам. Полученные заключения разнились. Анатом-прозектор, запрошенный Алексеевым, заявил, что сухожилия и суставы бальзамированных трупов твердые. В то же время профессора, к которым обратился Дымша, отметили, что кости скелета порой остаются соединены высохшими мягкими частями, и тогда скелет можно посадить или переместить пальцы его руки; такому же высыханию