Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 2. Яна Анатольевна Седова

свою брань, священник, по его словам, стремился отстоять самостоятельность господствующей Церкви, ее независимость от государства, поскольку не священноначалие, а обер-прокурор добился перевода о. Илиодора в Новосиль.

      Преосвященный Гермоген видел «сердцевину» царицынских событий «именно в ненормальных отношениях современных представителей светской власти к власти церковной». Стремясь во что бы то ни стало арестовать о. Илиодора, администрация руководствовалась «полицейским» принципом, почти полностью отринув «церковно-пастырский». Владыка отмечал, что «светская власть сознательно подавляет, угнетает и пресекает функции церковной власти и унижает самую церковную власть».

      Взгляд о. Илиодора и еп. Гермогена на «царицынское стояние» разделяли многие лица. «Протест Илиодора есть, в сущности, протест против чрезмерного угнетения духовной власти со стороны власти светской», – говорили сотруднику «Русского слова» представители московского духовенства. Анонимный священник на страницах «Московских ведомостей» отмечал, что в деле о. Илиодора «столкнулись бюрократически-церковное формальное усмотрение, направляемое внецерковной рукой, и живая, настоящая, кипучая церковная жизнь». По мнению «Русского знамени», в своем «подвиге» иеромонах явился апологетом «идеи протеста против растлевающего воздействия чиновничества на душу православного народа, против бюрократизации Церкви Христовой». «Склонившаяся перед светской властью Церковь вдруг словно вспомнила о своих божественных правах и в лице бедного, растерянного, но неподавленного монаха, вооруженного только крестом, дерзко ополчилась на их защиту», – писал И. Гофштеттер. В том же смысле Володимеров писал о «праведном стоянии» преосвященного Гермогена и его царицынских чад «за свободу святой Церкви православной и за правду Божию».

      С этой точки зрения победа о. Илиодора была победой всей Церкви. Упомянутый анонимный священник отмечал, что царицынская «трагедия» дала «сильный толчок к пробуждению нашего церковного самосознания». Виленский железнодорожный отдел «Союза русского народа» писал преосвященному Гермогену, что в царской милости к о. Илиодору видит «залог грядущего освобождения Церкви Божией от полицейско-инородческих влияний». Гофштеттер приветствовал «первую победу веры над приказом, Церкви над бюрократией», «конец старой бюрократической опеки над Церковью» и предсказывал «начало широких реформ в смысле давно назревшего внутреннего освобождения православной Церкви».

      Однако некоторые видные пастыри высказались о такой форме борьбы в самых резких выражениях. «Если раньше мне казалось хотя что-либо достойное словах и заявлениях Илиодора о свободе духа церкви, – писал прот. И. Восторгов, – то теперь я убеждаюсь, что мы имеем дело только с болезненной мегаломанией и безумным бунтом против законной церковной власти». Архиепископ Антоний Волынский, хорошо знавший царицынского монаха еще юношей, после его победы написал: