Ангелочек. Мари-Бернадетт Дюпюи

я засну и не проснусь утром, отец найдет меня в луже крови… Пресвятая Дева, помоги мне!»

      Анжелина нервно ощупала живот, проверяя тонус матки.

      – Похоже, все в порядке, – успокоила она себя.

      Дрожа от переживаний, Анжелина сделала новую прокладку из куска ткани. Затем она надела домашнее хлопчатобумажное платье.

      – Вот теперь мне лучше!

      Но все же Анжелина не спешила спускаться в кухню, где отец уже накрывал на стол.

      «Анри, сыночек мой любимый, ты так далеко от меня! – сетовала она в полной тишине. – Может быть, ты плачешь или тебе холодно! Эвлалия не станет носить тебя на руках, как я, ты не сможешь ощутить тепло материнского тела».

      Образ ребенка, припавшего к груди кормилицы, стоял у Анжелины перед глазами. Она с трудом смогла сдержать крик отчаяния. Она хотела, чтобы ее сын был здесь, рядом с ней. Он такой красивый, такой нежный, такой уязвимый…

      – Нет! Нет! Я не могу оставить его у этих женщин! Завтра же заберу его и уеду с ним в Испанию. Там я наймусь служанкой на какую-нибудь ферму и не расстанусь с ним. Если надо, я привяжу его к спине, как это делают цыганки. Я буду много работать, буду зарабатывать на хлеб.

      Анжелина уткнулась лицом в колени… Нет, это всего лишь безумная мечта обезумевшей матери.

      – Анжелина! – позвал дочь сапожник. – Суп на столе! Я слышу, как ты разговариваешь сама с собой! Что такое?

      Анжелина быстро накинула на плечи шерстяную шаль и стала спускаться по лестнице. Потом прошла несколько шагов по темному холодному коридору до двери, ведущей в кухню.

      На этот раз отец, увидев дочь, улыбнулся. Анжелина поспешила сесть перед дымящейся тарелкой.

      – Благодарю тебя, папа, за ужин, – просто сказала Анжелина.

      – А благословение? – удивился Огюстен. – С каких это пор ты благодаришь меня прежде, чем Господа Бога?

      – Но ведь не Господь Бог сварил этот суп! – возразила Анжелина. – И не он обработал наш клочок земли и посадил овощи. Этим ужином я обязана тебе, папа.

      – О, да ты еретичка! – проворчал Огюстен. – Если ты разуверилась, не вспоминай в моменты грусти ни Пресвятую Деву, ни Иисуса. Я не узнаю тебя, Анжелина!

      Он сел за стол и, закрыв глаза и сложив руки, начал читать молитву. Анжелина вызывающе смотрела на отца. Огюстену Лубе было пятьдесят два года. У него были седые волосы, низкий лоб, нос с горбинкой. Он никогда не считался красивым, но в молодости пухлые губы и голубые глаза делали его привлекательным.

      – Отец, ты закончил? Можно есть? – с иронией спросила Анжелина, давая выход раздражению.

      – После той злой шутки, что ты сыграла со мной, могла бы вести себя более скромно! – рассердился отец. – Какая муха тебя укусила?

      – Не муха, а овчарка, – наконец решилась Анжелина. – Она в конюшне вместе с ослицей. Собака шла за мной от самого Бьера. Я не смогла от нее отделаться. К тому же ее присутствие