Ангелочек. Мари-Бернадетт Дюпюи

на пальце!

      – Все не так, как ты думаешь, папа! – закричала обезумевшая Анжелина. – Да, я солгала, но на то были причины. Успокойся, я скажу тебе правду. Я боюсь тебя! После смерти мамы ты часто сердишься…

      Анжелина дрожала от усталости. Низ живота болел. Огюстен, с подозрением смотревший на дочь, заметил, какая она бледная и измученная. Это еще сильнее его насторожило.

      – Что произошло? – спросил он, приподняв голову дочери за подбородок, чтобы та не смогла отвести взгляд. – Малышка, тебя кто-то обидел?

      Молодая женщина с трудом сдерживала желание броситься в объятия отца, чтобы наконец выплакаться. Но это означало бы признать свою слабость и отчаяние. Нет, Анжелина не могла себе этого позволить.

      – Отец, выслушай меня. Я должна была оказать одну услугу, – начала Анжелина, отказавшись от более нежного слова «папа». – Женщина из Сен-Жирона попросила меня отвезти ее ребенка к Эвлалии Сютра, кормилице из Бьера. Я еще до родов обещала ей помочь. Но все так сложно. Муж этой женщины состоит на военной службе и… Ребенок не от него.

      Огюстен нервно погладил бороду и поднял руки вверх.

      – Силы небесные! Еще одна безнравственная женщина! Вот что я скажу тебе, дочь моя. Я не одобряю то, что ты ездишь к шлюхам и помогаешь им скрывать своих байстрюков.

      Анжелина почувствовала, что спасена. Она погрела руки над печкой, настоящим сокровищем, которое сапожник получил в качестве оплаты дорогого заказа на кавалерийские сапоги. Семья Лубе себе такого не смогла бы позволить.

      – Мама всегда помогала женщинам, оказавшимся в таком положении, и ты, отец, знаешь об этом, – напомнила Анжелина.

      – Я не был с ней согласен и упрекал ее.

      – А она тебе отвечала, что лучше отдать незаконнорожденного младенца, или, как ты говоришь, байстрюка, кормилице, чем убить его в утробе! – резко сказала молодая женщина. – Папа, я пожалела эту женщину, имя которой не могу назвать. Она не могла поехать сама. Роды были очень трудными, поскольку повитуха с улицы Сен-Валье – настоящая грубиянка и ей плевать на своих пациенток. К тому же она заказывает у меня платья. А я не хочу терять свою клиентуру.

      – Вся в мать, – вздохнул, начиная успокаиваться, сапожник. – Если я правильно тебя понял, ты в этот холод ехала одна с ребенком? Анжелина, ты поступила опрометчиво!

      – Да, и поэтому я солгала, – ответила Анжелина. – Иначе ты запретил бы мне ехать в Бьер. Ты все время твердишь, что ущелье Пейремаль кишит опасностями, что там бродят разбойники, кабаны, волки… Но ничего не случилось, не волнуйся. Я ночевала в таверне Касте-д’Алю.

      Нахмурив брови, Огюстен пододвинул табурет к печке и знаком велел Анжелине сесть. Она поставила стул и села напротив.

      – Ты плохо поступила, солгав мне, – проворчал сапожник. – Если бы ты сказала правду, я поехал бы с тобой.

      Святые небеса! Разве ты забыла, что случилось с дочерью торговца скобяными товарами