Жемчужина Санкт-Петербурга. Кейт Фeрнивалл

у всех были волнистые каштановые волосы и темно-карие глаза.

      Она вдруг заметила, что он повернул голову и смотрит не на ночное небо, а на нее.

      – Так что стерегитесь, – добавил он. – Вы в его вкусе.

      Она рассмеялась.

      – Я бы не отказалась быть сейчас там, наверху, и смотреть вниз, на людей, копошащихся на земле. Наверное, это было бы чудесно – освободиться от всего. – Валентина указала муфтой в сторону города. – От этого.

      Звезды они разглядывали, откинувшись на спинку сиденья саней. Йенс поднял голову и выпрямил спину.

      – Вы полагаете, здесь все так уж плохо?

      Она задумалась. О бомбах, о революционерах. Два министра правительства уже погибли от их рук: Сипягина застрелили в Мариинском дворце, Плеве бросили бомбу в карету. Был убит Александр II, дед царя Николая. Прекрасный храм Спаса на Крови был построен на берегу канала Грибоедова на том месте, где произошел роковой взрыв. Валентина вспомнила лицо отца, когда тот произнес: «Это ты виновата!», подумала о матери, собиравшейся обречь ее на бессмысленную жизнь, в которой главными событиями были званые чаи и примерки нарядов. Она подумала о женщине с блестящим шрамом на голове. Подумала о Кате.

      – Нет, – солгала она. – Здесь не все так уж плохо.

      – Вы изумительно играете на фортепиано. Разве ради этого не стоит остаться здесь, внизу?

      – Я бы уговорила Зевса позволить мне играть и там, наверху.

      – Ах, да. Присоединиться к музыке сфер. Он был бы глупцом, если бы не позволил вам этого.

      Валентина не могла рассмотреть лицо Фрииса, хоть он и смотрел на нее сверху вниз, пока она разглядывала сверкающие алмазы на небе. Голова его находилась как раз напротив луны, из-за чего черты его оставались в тени и лишь волосы, выбивавшиеся из-под большой меховой шапки, блестели в странном призрачном свете, но почему-то казались не рыжими, а фиолетовыми.

      – А чем вы занимаетесь? – спросила она. – Кроме того, что ходите на концерты и носитесь, как сумасшедший, на санях?

      Он рассмеялся, и смех его разлетелся эхом по бескрайней ночной тиши. Они выехали за город и остановились на лесной опушке, где снег лежал перед ними гладкой серебристой скатертью, а сзади доносился шепот сгрудившихся темной армией деревьев.

      – К вашему сведению, я тогда не ушел с концерта. Государь велел мне заняться работой. А что касается саней, да, я люблю прокатиться с ветерком. – Он придвинулся чуть ближе, и она увидела, как дыхание срывается с его губ клубами в морозный воздух.

      – Так чем вы занимаетесь? – снова спросила она.

      – Я инженер.

      – Инженер? То есть вы создаете разные вещи?

      – Да, вы правы. Я создаю разные вещи.

      По его голосу она поняла, что он улыбнулся. Он смеялся над ней. Она оторвалась от спинки сиденья и села ровно, отчего Йенсу пришлось немного развернуться. Теперь ей было видно его лицо.

      – Что же