Жемчужина Санкт-Петербурга. Кейт Фeрнивалл

Даже когда ты говоришь, что плохо играешь, ты играешь прекрасно.

      Девушка набрала в грудь побольше воздуха и приготовилась. Она не знала, что будет играть, пока не прикоснулась к клавишам. Из-под пальцев ее раздались первые ноты ноктюрна ми-бемоль мажор, который она играла для Викинга. В тот же миг она ушла в музыку с головой. Мир вокруг нее как будто перестал существовать, и она сыграла на удивление хорошо. Профессор музыки гордился бы своей ученицей, если бы услышал, как Валентина идеально сочетала мелодическую линию с аккордами. Выводя левой чистую contabile legato, она чувствовала, как музыка льется из нее с каждым ударом сердца. Сквозь легкие. По плечам. Вниз по рукам, до кистей и кончиков пальцев.

      – Валентина. – Это была мать. Когда она вошла? – Пора одеваться к балу, – сказала Елизавета Иванова. – Ты ведь согласилась идти, помнишь?

      Руки Валентины замерли. Музыка прервалась.

      Пятый пункт списка: «Слушаться маму».

      Руки упали на клавиши, издав громкий резкий аккорд.

      – Да, мама. Я согласилась.

      Бережно закрыв крышку рояля, она подошла к маленькой серебряной коробочке на столе рядом с креслом Кати. Взяв из нее ключ, вернулась с ним к инструменту, заперла крышку и направилась к окну. Приоткрыв створку, Валентина швырнула ключ на улицу в снег. Не произнеся ни слова, она покинула комнату.

      Лицо Виктора Аркина исказилось, расползлось в стороны и выпучилось, потеряв форму. Один глаз его съехал на волосы, а рот растянулся до размеров гаечного ключа. Какую-то секунду он смотрел на свое искривленное отражение на блестящем колпаке фары «Турикума», думая о том, что еще могло исказиться. Глубоко внутри, куда невозможно заглянуть. Его беспокоило то, что он так любил эту машину. Так сильно любить что-то или кого-то опасно. Это создает в человеке слабину, уязвимое место. А он не мог себе позволить иметь уязвимые места. И все же, глядя на синее переднее крыло автомобиля, он улыбнулся и провел мягкой тряпкой по плавному изгибу.

      – К тебе гость.

      Аркин повернулся. В дверях гаража стоял казак. Он был весел. Плохой знак.

      – Где?

      – Во дворе.

      Аркин сложил тряпку, положил ее на полку, прошагал мимо Попкова и вышел из гаража во двор, где сгущающаяся темнота отбрасывала на булыжники тени, похожие на мертвые тела. Справа находились конюшни и домик конюха. Прямо перед дверью гаража стоял водяной насос, а за ним, но чуть левее, возвышалась арка, через которую проходила дорожка, ведущая к фасаду дома. У арки стояла молодая женщина. От ледяного ветра ее защищали платок, туго завязанный под подбородком, и длинное пальто с ремнем, очень похожее на мужское. Она стояла в напряженной позе, немного наклонив голову.

      – Подруга? – Лев рассмеялся и жестом показал раздутый живот.

      Женщина была беременна. Это было заметно даже через тяжелое пальто.

      – Иди-ка лучше чисть копыта или расчесывай гривы, – сказал Аркин и направился к женщине.

      – Чем могу? – настороженно спросил он.

      – Я к вам