Голод. Лора Таласса

такой самонадеянный ублюдок, как Голод, мог бы хотя бы попытаться наполнить ванну.

      – Роскошно живем, значит? – говорю я.

      – Это для тебя, – отвечает он.

      А-а. Теперь я понимаю, почему не ванна. Станет он баловать такой роскошью кого-то, кроме себя.

      – Потому что от тебя воняет, – добавляет он.

      – Тронута до слез твоим гостеприимством, – говорю я, подходя к кувшину.

      Я ни слова не говорю о другом: о том, что все это, вообще-то, странно. Очень, очень странно! Голод до сих пор не убил меня, а теперь ждет, что я буду тут мыться? В его собственной ванной?

      Он что, смотреть на это собирается?

      Всадник бросает платье на ближайшую стойку и тут же прислоняется к шкафчику. Да, он не уходит, и я с изумлением понимаю, что он и правда намерен торчать здесь.

      Свинство какое!

      Не глядя на кувшин с водой, я подхожу к ванне и испытываю рычаг. Нажимаю разок для пробы. Тут же из носика с шипением льется вода.

      Работает!

      К черту этот тазик с губкой.

      Повернувшись спиной к всаднику, я начинаю наполнять ванну. Голод не останавливает меня, хотя от такого гаденыша можно было этого ожидать.

      Времени на то, чтобы набрать достаточно воды для купания, уходит немало, да и сама водичка холодновата, но в конце концов ванна наполняется.

      Когда я снова оборачиваюсь, Голод все еще стоит без движения.

      Не знаю, что и думать.

      Я снимаю рубашку, затем тонкий бюстгальтер, не заботясь о том, что Голод будет любоваться обнаженной женской грудью. Для меня это дело обычное.

      Взгляд всадника падает на раны, украшающие мое тело. Я слышу, как он резко втягивает воздух.

      И теперь, кажется, понимаю, почему он не уходил: хотел увидеть мои раны.

      Он встает со шкафчика, не сводя взгляда с рубцов.

      – Они тебя всю искромсали.

      Я опускаю взгляд, и воспоминания снова всплывают в голове. Я чувствую на себе руки этих людей, слышу плотоядно чавкающий звук, с которым их ножи вонзаются в меня раз за разом.

      – Одиннадцать разных шрамов.

      Не знаю, зачем говорю ему это.

      – Представляю, как долго ты лежала и корчилась от боли – одинокая, напуганная.

      Мой стальной взгляд устремляется на него.

      – Не только напуганная.

      Я была в ярости.

      Кажется, он видит эту ярость в моих глазах и сейчас, когда я на него смотрю.

      – Да, – говорит он, – мне хорошо знаком этот взгляд.

      Усилием воли я подавляю эмоции.

      Мгновение – и Голод снова усаживается на шкафчик на некотором расстоянии от меня.

      – Эти раны не похожи на те, после которых можно выжить, – говорит он небрежным тоном.

      Я не утруждаю себя ответом. Вместо этого вышагиваю из штанов, затем снимаю трусики и отбрасываю их в сторону.

      Если я думала, что нагота отпугнет всадника, то я ошибалась.

      Хм…

      Я забираюсь в ванну, сажусь, царственно откинувшись назад, и вздыхаю, прислоняясь к бортику.

      – Как там твоя рана на животе? –