Такой же предатель, как мы. Джон Ле Карре

что Перри непременно хотел обставить меня в шаффлборд.

      В четыре часа вернулись с торжествующим Перри в коттедж – и почему он хоть разок не даст девушке выиграть? Вздремнули, почитали, снова занялись любовью, опять вздремнули, потеряв счет времени. Допили вино из мини-бара, сидя на балконе в халатах.

      Восемь вечера. Решили, что одеваться лень, и заказали ужин в номер.

      Лучшие в жизни каникулы еще продолжались. Мы все еще нежились в раю и жевали чертово яблоко.

      Около девяти принесли ужин – его вкатил на тележке не какой-нибудь официант, а почтенный Амброз собственной персоной, и с собой у него, помимо скверного калифорнийского вина, которое мы заказали, покрытая изморозью бутылка винтажного шампанского в серебристом ведерке со льдом (триста восемьдесят долларов плюс налог), два матовых бокала, тарелка аппетитных канапе, две камчатные салфетки и заготовленная речь, которую он выкрикивает, выпятив грудь и вытянув руки по швам, точно полицейский в зале суда.

      – Эту бутылку отменного шампанского шлет вам не кто иной, как мистер Дима лично. Мистер Дима велит поблагодарить вас за… – Амброз извлек из кармана рубашки записку и очки, – я цитирую: «Профессор, от всей души благодарю вас за прекрасный урок великого искусства игры в теннис и за то, что вы английский джентльмен. И спасибо, что сэкономили мне пять тысяч долларов». Также мистер Дима просит от его лица выразить восхищение прекрасной мисс Гейл. Вот что он хотел сказать.

      Мы выпили пару бокалов и решили прикончить бутылку в постели.

      – А что такое «мраморное мясо»? – в какой-то момент спрашивает Перри.

      – Трогал когда-нибудь девушке животик?

      – Даже помыслить о таком не могу, – отвечает он – угадайте чем занимаясь?..

      – Молодые телочки, – объясняю я. – Их поят саке и лучшим пивом. Каждый вечер массируют живот, чтобы должным образом подготовить к бойне. Эта технология – интеллектуальная собственность, – добавляю я, хотя сомневаюсь, что Перри слушает. – Мы возбудили против них дело и выиграли.

      Я засыпаю, и мне снится пророческий сон, черно-белый, как пленки сороковых годов. Я в России, где с маленькими детьми случаются всякие беды.

      Глава 3

      Над Гейл сгущаются тучи – и в подвале тоже заметно потемнело. День меркнет, и тусклая лампа на потолке, над столом, горит все слабее, а кирпичные стены сделались черными. Шум транспорта на улице затихает, и мимо матовых окон все реже мелькают ноги прохожих. Массивный, добродушный Олли, уже без берета, принес четыре чашки чаю и тарелку печенья и исчез.

      Хотя это тот же самый Олли, который недавно вез их в черном такси от дома Гейл, становится понятно, что он не настоящий таксист, несмотря на значок, приколотый к широкой груди. Олли, по словам Люка, «удерживает нас на узкой тропе добродетели», но Гейл сомневается. Шотландская кальвинистка не нуждается в наставнике-моралисте, а что касается жокея с блудливым взглядом и обаянием истинного джентльмена – то ему уже слишком поздно.

      И