Такой же предатель, как мы. Джон Ле Карре

понятия не имела, во что ввязываюсь, – начинает она, глядя прямо перед собой – на Ивонн, а не на Люка. – Я должна была догадаться. Но не догадалась.

      – Тебе совершенно не за что себя упрекать, – горячо вмешивается Перри. – Никто тебе не сказал, никто не предупредил. Если кто и виноват, так это Дима со товарищи.

      Гейл безутешна. Она сидит в кирпичном винном погребе глухой ночью и выстраивает обвинение против самой себя.

      Она лежит ничком на пляже Антигуа, под зонтиком, в расстегнутом купальнике, рядом с нею – две маленькие девочки, а с другой стороны – Перри, в мальчишеских шортах и старомодных отцовских очках со специально подобранными солнцезащитными линзами.

      Девочки съели бесплатное мороженое и выпили бесплатный сок. Дядя Ваня из Перми сидит на вышке с огромным пистолетом за поясом, а Наташа, чье имя каждый раз встает перед Гейл препятствием (приходится собираться с силами, чтобы взять барьер, совсем как на уроке верховой езды), – Наташа лежит в дальнем конце пляжа, наслаждаясь одиночеством. Элспет удалилась на безопасное расстояние. Возможно, она знает, что сейчас произойдет. Скорее всего, ей не позволено вмешиваться – так теперь кажется Гейл, хотя толку от ее запоздалой проницательности никакого.

      Она замечает, что девочки вновь мрачнеют. Профессиональная интуиция подсказывает ей: их наверняка объединяет какой-то нехороший секрет. Она всякого навидалась в суде, поэтому дети, которые не болтают и не шалят, беспокоят ее и пробуждают любопытство. Дети, которые не понимают, что они – жертвы. Дети, которые не смотрят тебе в глаза. Которые винят себя за то, что делают с ними взрослые.

      – Задавать вопросы – моя работа, – протестует Гейл. Теперь она обращается только к Ивонн. Люк – размытое пятно, Перри – за пределами поля зрения; она сознательно вытеснила его туда. – Я разбираю семейные дела и допрашиваю детей в качестве свидетелей. То, что делаешь на службе, продолжаешь делать и в свободное время. Привычка – вторая натура.

      В попытке снять напряжение Перри подается вперед и тянет к ней длинную руку, но Гейл не успокаивается.

      – Поэтому в первую очередь я попросила рассказать подробнее про дядю Ваню. Они так красноречиво о нем умалчивали, что я подумала: похоже, с дядей им не повезло. «Дядя Ваня умеет играть на балалайке, мы его очень любим, и он такой смешной, когда напьется». Ира оказалась словоохотливее, чем старшая сестра. Пьяный дядюшка, который развлекает детей… а чем еще он развлекается?

      – Если я правильно понимаю, вы разговаривали по-английски? – Ивонн отслеживает каждую деталь, но тактично – женская солидарность дает о себе знать. – Не переходили, например, на французский?

      – Английский – практически их родной язык. Точнее, американский английский, который они выучили в интернате, с легким итальянским акцентом. Я спросила: Ваня – их родной дядя или, так сказать, названый? Они сказали: Ваня – брат нашей мамы, он женился на тете Рае, она сейчас живет в Сочи с другим мужем, которого никто не любит. Так,