Германия: философия XIX – начала XX вв. Сборник переводов. Том 3. Идентичность. Валерий Алексеевич Антонов

и узнаваемым. Но что толку даже от самого точного расчленения впечатлений, если дифференцированное представляет собой бессмысленное сопоставление и последовательность, если невидимые нити не связывают различаемые индивиды как обязательно, возможно или невозможно сопровождающие или сменяющие друг друга. Только благодаря этой идее причинной связи отдельные вещи в хаосе впечатлений отграничены друг от друга, каждая из них обладает характеристиками вида и рода, и только благодаря ей мы можем знать, что в вещах происходят изменения и что мы должны понимать о каждой из них при определенных условиях. Две идеи, благодаря которым хаос чувственных впечатлений впервые превращается в познаваемый нами разумный мир, известны как принципы тождества и причинности. Поскольку они не могут быть найдены простым анализом содержания ощущений, а скорее предполагаются всяким анализом, то есть не содержатся в том, что действительно воспринимается как его часть или компонент, мы должны отнести их к условиям, присущим сущности сознания, которым подчиняются все содержания сознания. Если мы хотим сказать, что такое мышление, в чем оно состоит и что оно делает со своим объектом, то мы не сможем указать ничего другого, кроме этих двух мыслей, и поскольку они превращают совокупность изменяющихся явлений в единство, то есть их действительная функция состоит в создании единства, они могут быть также описаны (в кантовском смысле) как категории, задача которых состоит именно в этом, или как категориальная функция.

      Организованные и структурированные таким образом ощущения или впечатления, помещенные во внутренний контекст, определенные пространственно и временно, – это реальный мир, и если мы сознаем вещи такими, какие они есть на самом деле, мы владеем истиной. Мы должны воздерживаться от метафизических мечтаний; концепция чувственных впечатлений, которая с абсолютной необходимостью вытекает из природы сознания, в которой состоит мышление, есть истинное знание.54 Вот понятие истины, но, по общему признанию, только одна его сторона. Что такое ошибка и как она, фактическая ошибка, мышление, которое не есть мышление, необходимое из сущности сознания, возможна, это теперь должно быть объяснено. Я полагаю, что дал это объяснение в «Эпистемологической логике», но не могу вставить его здесь. Но критерий ошибки понятен даже без этого объяснения. Если бы он не вытекал непосредственно из того, чем является мышление, то есть из истинного мышления как такового, то его бы не было. И идея истины возникает именно из этого критерия, то есть с той же необходимостью из самого мышления. Ибо этот критерий сразу же предстает как никогда не успокаивающаяся движущая сила, которая непрерывно толкает вперед, не давая ни малейшего намека на возможный конец своей эффективности или конечный результат. Это абсолютная непереносимость противоречия. Понятие противоречия возникает очень просто из взаимодействия

54

Указанная эпистемология основывается главным образом на исправлении границы между субъектом и объектом, эго и не-эго, внутренним и внешним, по которой только и следует судить об идеализме Беркли (§§15 – 18 моей эпистемологической логики), далее на исправлении понятия ощущения (op. cit. §§20 – 22), и, наконец, к изложению логики, которая доказывает, в частности, что все, что существенно в качестве вещей для так называемых реальных вещей, которые мы видим и осязаем, принадлежит исключительно категориальной функции, которая применяется непосредственно к ощущениям, или чувствуемым, и без которой остается не вещь, а безлюдный хаос ощущений; результат этого исследования подытожен в § XXII «Понятие истины» (Познавательная логика). К счастью, мне больше не нужно ссылаться в этом вопросе только на себя. Я считаю особенно благоприятным знаком для моего дела то, что с тех пор другие пришли к тому же самому результату на своем собственном пути, независимо от моей эпистемологической логики, Антон фон Леклер в своей гениальной работе «Der Realismus der modernen Naturwissenschaft im Lichte der von Berkeley und Kant angebahnten Erkenntniskritik», 1879, который особенно подробно рассматривает результаты естествознания и научные теории, и то же самое в его «Вкладе в монистическую теорию познания», Бреслау 1882, работе редкой ясности и концептуальной остроты, а также Иоганн Рехмке в его хорошо спланированной и проницательной работе «Мир как восприятие и понятие», 1880. Его полемика против «сенсации» не совпадает с моим употреблением этого слова; в дальнейшей разработке его работы, однако, есть значительные отличия от моего взгляда; но в основной тенденции мы согласны, и, если я правильно его понял, различия кажутся большими, чем они есть на самом деле.