Без сестры. Психопатороман. Станислав Шуляк

даже визгливостью.

      – Насекомое – и разговаривает! – удивился второй полицай.

      – Это – профессор, – глухо сказал я.

      – Прыфессыр! – хохотнул первый.

      Профессор тут отчего-то стушевался и сник.

      – Мой товарищ шутит, – сказал он. – Я – парикмахер.

      – Цырульник? – спросил первый.

      – Просто парикмахер.

      – Парикмахер – он тот же цырульник и есть!

      У профессора из кармана торчал белый клок – часть парика. Второй полицай заметил это и потянул парик из кармана профессора.

      – Это что? Волосы?

      – Волосы, – ответил профессор. – Отходы производства.

      – Так, тли, – скомандовал первый полицай, – катитесь отсюда! Нечего здесь стоять!

      Нас подтолкнули, и мы поспешно пошагали из нашего убежища. Полицаи шагали следом.

      – Я найду тебя! – шепнул мне профессор.

      На улице мы, не сговариваясь, пошли в разные стороны. Я вжал голову в плечи, мне казалось, что полицаи вот-вот огреют меня дубинкой по темени. Но они меня не огрели.

      Что мне профессор? Профессор мне ничего. Но он видел сестру. Хотя – издали и мельком. Он не сказал мне ничего особенного о ней. Никогда не думал, что профессоры ненаблюдательны.

      Куда меня, собственно, понесло? Что за дорога?

      Дорога, как дорога! Дороги этой я не знал.

      Все дороги знать невозможно.

      Ещё почти весь день впереди. Какие вообще дни длинные! Кто их такими выдумал? Дни должны быть короче. Жизнь тоже должна поскорее проходить.

      Постоял немного перед домом сестры – ноги сами принесли меня туда. Ноги всегда сами носят, я им не указываю.

      Дом был неприветлив, мрачен, безжалостен. Дай ему волю – так непременно поворотился бы ко мне спиной. С домами такое случается.

      Что-то я знаю, чего-то не знаю вовсе. Знаю, что сестра живёт в этом доме, но теперь её нет. Хоть выверни его наизнанку, хоть перетряси все его углы, закутки, бордюры, антресоли, чуланы, лестничные и подвальные клетки, хоть повынь души из всех его жильцов, насельников и квартиросъёмщиков. Дом источал безсестрие (я теперь знал это слово), он пах чужеродностью, он ощетинился неприступностью, сомнабулизмом и фельетоном.

      Тоскуя, я пошёл прочь от дома. Я положил себе более никогда сюда не возвращаться. Хотя знал, что не выполню своего обещания, ни за что не сумею выполнить: дом связывал меня с сестрой. Ещё меня отчасти связывал с ней Олег Олегович (он помогал в моих поисках), но Олег Олегович – сволочь, полагаться на него нельзя.

      Я не просто бродил по улицам, я уходил от Олега Олеговича (мне казалось, что он таскается за мной в отдалении). Олег Олегович сейчас на своих дурацких съёмках, знал я. Хотя я и не верил ни в какие его съёмки, съёмки – враньё! Кому могут быть нужны такие вот Олеги Олеговичи? Разве он – артист? Артисты не такие: артисты ходят на массаж, упражняются на тренажёре, душатся одеколоном, заводят романы с артистками. Или кому могу быть нужен я сам? Никому –