Ковры из человеческой кожи. Мэд Фоксович

вечер, чтобы выбиться из колеса тревожных воспоминаний, но, которое давным-давно стало очередной спицей этого проклятого колеса.

      Коротая стагнирующую бессонницу в своем столичном поместье, Кисейский смотрел на закат. Он наблюдал за контурами деревьев, медленно погружающимися в тень. Когда наступала тьма, он зажигал свечу и рисовал по памяти один и тот же знакомый клен. Однако картина становилась подробнее с каждой попыткой. На знакомой графитовой зарисовке появлялась новая деталь, которую ранее сознание Михаила блокировало из ненадобности. Оно просто дорисовывало на ее месте логичную пустоту как слепое пятно на сетчатке глаза.

      Агент решил возобновить ритуал, хотя был вдали от дома и больше не видел клена. Но это ему совсем не помешало, ведь дерево навсегда отпечаталось в его памяти от того, как часто он смотрел на него, с целью запомнить.

      Графитовый стержень принялся выводить узорчатые полумесяцы на бумаге, вырисовывая ствол, листья и кривые ветки. Вскоре знакомый клен был завершен, смотрелся детальнее обычного и уже был готов отправиться в картотеку идентичных набросков, собиравших пыль в особом тонком кармане погребца. Как вдруг случилось кое-что необычное. Твердая рука Кисейского дрогнула, его пальцы оказали слишком сильное давление на пишущий инструмент. Маленький кусок мелка откололся и прокатился по бумаге, оставив на пустом островке листа прерывистое черное пятно.

      Теперь человеку, неосведомленному об инциденте с мелком, могло показаться, что Михаил Святославович целенаправленно нарисовал у неизменного клена тусклый человеческий силуэт. Но экспедитор знал правду: таинственная тень нарушила покой медитативного полотна без ведома художника…

      Кисейский поспешно смял пейзаж и затушил высокую свечу, погрузив опочивальню в темноту. Не прошло и нескольких минут, как зеленый мундир Михаила украшал одинокий гвоздь в стене, а его пепельная голова проминала ямку в основании пирамиды подушек. Экспедитору не раз приходилось ночевать не в своей кровати, и это не вызывало у него дискомфорта. Нет, его тревожил силуэт, тот самый, что он сам случайно вывел на последней зарисовке. Ведь теперь он мог видеть его не только на бумаге.

      Неподвижный Михаил был готов поклясться, что кто-то смотрел на него сквозь мутное и заиндевевшее цокольное окно…

      Глава 2. Часовня

      Холодная темнота обволакивала тело Михаила Кисейского с ног до головы как вязкая тина, не давая ему сориентироваться в пространстве. Агент Тайной канцелярии чувствовал, будто его вестибулярный аппарат вышел из строя как размагнитившийся компас, пока в пустоте не возникло пятно света. Неестественно-яркое сияние подчеркнуло контуры длинного деревянного коридора.

      Как зачарованный Михаил зашагал вперед. Нечто вскружило холодную голову невозмутимого экспедитора, оно удивляло и пугало его до такой степени, что он просто не мог не посмотреть на это ближе. Что-то на конце сюрреалистичного брусового тоннеля без окон и дверей манило его к себе.

      Кисейский