Ковры из человеческой кожи. Мэд Фоксович

Ираклий, бросившись на защиту своего господина, – и у такой статной персоны как земской староста полно обязательств важнее, чем разнимать каждую хмельную потасовку!

      – Это была не потасовка… – с опаской прокряхтел тихий старческий голос, – а кровавый убой…

      Развернувшись к крестьянской ватаге, Михаил обнаружил во главе стола маленькую скрюченную старушонку в спальном чепце. Глаза пожилой крестьянки пульсировали нервным тиком, ее встревоженный взгляд метался из стороны в сторону, словно балансир маятниковых часов. Она точно находилась в компании видоков не просто так.

      – Вы знаете что-то об одном из ночных происшествий? – навострив взгляд и слух, поинтересовался экспедитор.

      – Я не просто «знаю», ваше благородие… – выдавила женщина. – Из окна собственной курени я видела, как оно повалило на землю плотника Тараса, рассекло его горло кривым кинжалом и сточило лицо до кровавой выи…

      Стоны ужаса тяглых становились все громче и громче, многие начали молиться.

      – Затирая бордовый след на снегу, – продолжила старуха, – оно утянуло Тараса за сугроб и исчезло в слепом мареве…

      – Кто? – как никогда ответственно и пытливо сорвался Михаил. – Кто сделал это?

      Крестьянка огляделась по сторонам и перекрестилась.

      – Лихо Одноглазое… – прошептала она с жутью.

      Вихрь панических криков взвился над столом вновь! И лишь повторный удар рукояти мушкета, такой силы и звона, что глубокая трещина протянулась по сосновому залавку, словно по корке арбуза, помог Кисейскому взять под контроль дикую публику. Кем бы ни был туманный и зловещий элемент, получивший от крестьян Лазурного Марева имя «Одноглазое Лихо», он, несомненно, держал земскую избу, как и всю деревню в цепенящем ужасе.

      – Лихо? – вздохнул Михаил. – Одноглазое Лихо? Вы действительно пытаетесь убедить меня в том, что великан-людоед из детских быличек сошел со строк народных сказов и крупетает крестьянское селение?

      – Вы имеете полное право не верить мне, ваше благородие, – пролепетала дряхлая беднячка, – но я привыкла верить собственным глазам. Кровожадный упырь бренчал кандалами и скалил уродливый одноглазый лик, виляя разорванной пастью. Он мерил кровавые суметы заячьими прыжками, пока утаскивал изувеченного покойника-Тараса во мглу и возвышался над Маревом в шесть локтей… – мужики подхватили старуху за плечи, когда ее ноги подкосились от волнения и усталости, – и он вернется…

      Взгляд невозмутимого экспедитора сделался призрачным и отстраненным. Плечи Михаила завороженно отплыли от главы рассеченного залавка. В тот момент какая-то искра вспыхнула в его полой душе спустя долгие годы, а диафрагма медленно погрузилась в леденящий эфир. Холодок пробежал по его спине…

      – Одноглазое Лихо, – произнес Кисейский. Его голос больше не был легкомысленным и надутым, а стал серьезным и напряженным, рабочим, – или за кого бы другого он не хотел выдать себя, кровожадный душегуб, держащий в страхе Лазурное