Солдат и царь. том второй. Елена Крюкова

Милая, говоришь, все наши красные солдаты, вся наша охрана – из деревень? Что ж, может, ты и права. Но это те, кто из нее удрал, кто соблазнился безнаказанными грабежами и убийствами. А тех, кто остался на земле, все равно больше. Все равно! Я – верю в это!

      …и царица слушала, кивала, качала головой, вроде бы одобряя, и вроде бы не соглашаясь, – и, умолкнув, он не знал, что еще говорить; он брал ее руку, рука пахла вербеной, кислой капустой и зубным порошком, и целовал уже натруженные, как у пролетарки, с набрякшими узлами вен, любимые руки.

      …Царица сидела с ногами на кровати, прикрыв ступни этим позорным, драненьким одеялишком, и читала письмо из Тобольска. По мере чтения тонкие, изогнутые ее брови сдвигались к переносице. Царь лежал рядом, вытянув ноги, в исподнем, поверх одеяла.

      – Ты не мерзнешь, Sunny?

      Александра ласково ущипнула мужа за кончик носа.

      – Нет. От кого письмо?

      – От Лизы Эрсберг.

      – О чем пишет?

      – О наших лекарствах.

      Глаза царя сверкнули, словно две блесны под толщей быстрой холодной воды.

      Лекарства, этим словом они смешно, по-детски обозначили их фамильные сокровища.

      Так и называли драгоценности – и в письмах, и в разговоре; во всех красных домах стены имеют огромные красные уши.

      – И что?

      – Просит, чтобы мы оставили все флаконы и пилюли в Тобольске. Пишет, что… в дороге лечебные свойства могут выветриться, ибо не все пузырьки… плотно заткнуты пробками… И вот еще… – Прочитала, слегка запинаясь. – «Наследнику Цесаревичу в любой момент могут понадобиться снадобья и притирания, а также компрессы и чистый спирт. И, если поднимется жар, без пилюль мы не обойдемся. Настоятельно прошу Вас, Ваше Величество, подумать и не лишать нас Своим Августейшим приказом столь необходимых для Наследника и Великих Княжон лекарств». А? Как тебе?

      Царь вытянул по одеялу ноги, закинул за голову руки и сладко, долго потянулся.

      – Ники! Как можно быть таким безмятежным!

      – Мятежными пусть будут мятежники. Дай письмо.

      Царь взял листок и бегал по нему глазами.

      – Ну и почерк. Или это я стал слабо видеть?

      – Лиза всегда так пишет.

      – Ну давай подумаем. Может, и правда оставить?

      У царицы руки крупно колыхались. Она выдернула бумагу из рук царя.

      – Лиза очень просит. Умоляет. Они все просят. Они говорят – здесь, на Урале, очень страшно. Лекарства могут разбить… испортить. Вылить из флаконов и налить, представь, яду! Лиза пишет: там у вас обыски…

      Тыкала в хрустящий в руках царя листок узким властным пальцем.

      – Я все равно прикажу ей! Все равно!

      Отбросила одеяло. Гневно вскочила с постели.

      – А ты лежишь!

      Царь смеялся.

      – Душка, ты такой мне нравишься. Нравилась всегда. Ты такая хорошенькая, когда сердишься.

      Дряблый подбородок царицы чуть колыхнулся. Она отвернула голову, и царь видел,