Кони знают дорогу домой. Вера Салагаева

изящная и легконогая, как лань, она не испытывала недостатка в воздыхателях, одним из которых был молодой регут Альгудер, носивший красивое лицо, лёгкий весёлый нрав и белый мундир с серебряными нашивками, элегантно сидящий на его статной высокой фигуре. Упорные слухи о легкомысленности и особенному влечению к женскому полу, не огорчали её и она, видевшая в нём не мужчину своих воздыханий, а объект весёлого времяпрепровождения и друга, была с ним смела и целомудренно откровенна. Его настойчивость, вызывающая в ней веселье, казалась детской игрой и она, дразнила его, совсем не осознавая последствий игры с мужчиной несколько старше и опытней её. Иногда, ей казалось, что Альгудер страдает, и она жалела его, настраивая себя на хоть какое-то маленькое чувство, превышающее её истинное отношение, но в её мире жило другое чувство и оно уже коснулось её души.

      Всё изменилось в ту неожиданную встречу, когда в её « стрекозиную» жизнь ворвался взгляд лунной ночи и голос отдалённого громового эха. Она, вмиг растерянная и безвольная, смотрела в его глаза, понимая, что вся прошлая жизнь – жизнь до этого момента, беззаботная и весёлая, подобная кружению бабочки, закончилась, призывая к течению новую, в которой появился он – человек без имени и эта тайна… манила. Мужчина, всколыхнувший её сердце в анфиладах Хризолитового дворца, являлся служителем Сиятельного двора, но брат, знающий всех своих подчинённых, никогда не говорил о нём, да и вообще не любил говорить о работе и поэтому Вивьеру мучили, приходящие на ум, догадки. Ей нестерпимо хотелось увидеть безымянного красивого герта, но природная застенчивость и строгое воспитание, не позволяли ей расспрашивать о нём брата. Она могла лишь мечтать и представлять себя рядом с элегантным и таким обаятельным мужчиной. Порой, её фантазии становились такими недопустимыми, что собственные мысли приводили в смятение, а юное личико покрывалось стыдливым румянцем. Он жил в её мечтах, и она была безмерно счастлива, отдаваясь новому удивительному чувству, поселившемуся в её впечатлительном сердце.

      Сегодня, в опаловое утро, приплыл Алый Туман, и его пришествие совпало с прилётом корабля с планеты Стонущих Болот. Влажный, густой, с тонкими прожилками перламутрового блеска, он медленно опускался, наполняя Чашу. Смешиваясь с её серебряным блеском и становясь мерцающим, но по-прежнему влажным, он оседал на губы и вкус – томящий и сладко-удушливый, как поцелуй Ассии, кружил голову. Альхоры не живут в Алых Туманах, но Равивэл искал её, упорно и отчаянно, мучая глаза серебристо-кровавым мерцанием. Он покинул Чашу, когда последний всплеск пришельца исчез в идеально круглое отверстие, так и не явив его измученному взору жительницу планеты Соурс.

      Равивэл всегда ходил пешком, если длина, намеченного пути, не превышала объём его физических сил. Не то, чтобы он отрицал атмомобили, носящиеся бесшумно и бездымно, как стрекозы, в воздухе и другие летательные аппараты, но пешие прогулки наполняли приятным ощущением живого