Кони знают дорогу домой. Вера Салагаева

моя хохотунья, как же ты прекрасна, даже в своём упрёке. Как же я могу не любить тебя, скажи.

      Её настроение менялось, как погода в летний день. Только что весёлые глаза, вмиг окутала печаль, словно их свет закрыло дымчатое облачко, приплывшее издалека. Она тихо встала и пошла по тропе, остановилась и, стоя вполоборота, тихо выдохнула:

      – Мне кажется, любовь не так весела, как мы думаем.

      Говорила не юная весёлая красавица, а задумчивая женщина, пережившая драму и это изменение и её слова, насторожили Альгудера, смешивая в его душе недоумение и лёгкое подозрение. Устремившись за ней и ощущая сильное сердечное волнение, он спросил:

      – Отчего такая грусть? Ты изменилась. Где, прежняя весёлая и беззаботная, нимфа?

      – Добрый, хороший мой Альгудер, друг мой, скажи, было ли в твоём сердце чувство, подобное всполоху предгрозового неба, билось ли оно, задыхаясь от собственного биения?

      – Моя богиня влюблена? – предположил он, не желая принимать её откровения.

      – Влюблена, влюблена, влюблена, – повторяла она, кружась. И, рванувшись к нему, горячо зашептала, обхватив его плечи. – Ты не понимаешь. Радуйся со мной, радуйся. Я подобна птице, я лечу. Что же молчишь?

      Сомнение его серых глаз погасло, сменяясь печальными сумерками. Он смотрел в неподдельный радостный свет в её глазах и молчал, комкая в душе непонятное чувство. Незнакомое раньше, впервые родившееся и так больно сжимающее сердце, оно леденило кожу, отчего на его, впитавших лёгкий загар, щеках, выступили два бледных облачка. Напрягая, ставшие жесткими и непослушными, губы, он выдавил:

      – Не знаю, кто завладел твоим сердцем, но обещаю: я не отдам тебя никому.

      Нежно убрав её руки со своих плеч, он быстро зашагал прочь, меряя уверенными шагами зелёную мякоть тенистого сада.

      – Альгудер, – донеслось до него, и он прибавил и ужесточил шаг.

      Она присела на скамью, не спеша расправила складки на платье и подняла голову. Светлая, круглая, прозрачная, как хрустальная бусина, слезинка медленно скатилась по её щеке, оставляя тонкую, еле видимую ниточку, её первой, повзрослевшей печали.

      – Прости, – прошептали губы. И шёпот, подхваченный ветром, затерялся в шуме хризолитовой листвы.

      И она не узнала и не услышала, как его шёпот, подхваченный ветром, улетел в листву и её шелестом прозвучал:

      – Люблю.

      Альгудер ушёл, и нечаянная печаль сменилась внезапным весельем. Вивьера, подобно лёгкому ветру, кружилась по саду, думая о человеке, поселившемся в её голове и готовом перебраться в смущённое сердце. Она думала о Равивэле, и сердце восхищённо замирало и тогда, она останавливалась, вглядываясь в высокое небо, словно её счастье должно было свалиться именно оттуда и ниоткуда больше. Полуденное небо было чистым, лишь две белые точки кружили в нём и они приближались, становясь диковинными нежными птицами, которых принёс утренний туманный пришелец и она подумала: « Это, хороший знак».

      Служащим Двора,