От царскосельских лип: Поэзия и проза. Анна Ахматова

ты видишь, тускло на стену смотря,

      В час, когда на небе поздняя заря?

      Чайку ли на синей скатерти воды,

      Или флорентийские сады?

      Или парк огромный Царского Села,

      Где тебе тревога путь пересекла?

      Иль того ты видишь у своих колен,

      Кто для белой смерти твой покинул плен?

      Нет, я вижу стену только – и на ней

      Отсветы небесных гаснущих огней.

      18 июня 1913

      Слепнево

      Ничего не скажу, ничего не открою…

      Ничего не скажу, ничего не открою.

      Буду молча смотреть, наклонившись, в окно.

      Как-то раз и меня повели к аналою,

      С кем – не знаю. Но помню – давно…

      Из окна моего вижу красные трубы,

      А над трубами легкий клубящийся дым.

      Но глаза я закрою. И нежные губы

      Прикоснулись к ресницам моим.

      То не сон, утешитель тревоги влюбленной,

      И не тихий привет ветерка…

      Это – ранивший душу взглянул напряженно,

      Так ли рана, как прежде, ярка.

      Июль 1913

      1912 год, начавшийся совместным путешествием в Италию и кончившийся рождением сына (друзья тут же перекрестили его в «гумильвенка»), был последним годом относительно надежного семейного союза двух поэтов. Весной 1913 года Николай Степанович вновь укатил в Африку, и не один, а вместе с племянником, Колей-младшим, сыном своей старшей сводной сестры Александры Степановны Сверчковой. Анна Андреевна, разбирая по просьбе свекрови, затеявшей большую уборку, бумаги и вещи в комнате мужа, обнаружила на его письменном столе увесистую пачку женских писем. Достаточно красноречивых. А вскоре узнала, что отправительница любовных посланий, Ольга Николаевна Высотская, ждет от Гумилева ребенка.

      Открытка, посланная Н. Гумилевым О. Н. Высотской из Порт-Саида, с сонетом Гумилева.

      К лету 1913 года Ахматова уже вполне отдавала себе отчет в том, что их брак вовсе не похож на идиллический союз «Дафниса и Хлои», как писал когда-то Гумилев. Она выходила замуж за верного рыцаря, который не мог без нее. Оказалось, однако, что верность милый друг Коля понимает вовсе не так старомодно, как она. Для него любовь не исключала ни случайных связей, ни мимолетных влюбленностей – по Брюсову: «О, эти взоры мимолетные на гулких улицах столиц…» Таков был стиль любовного быта эпохи. Дитя того же времени, Анна Ахматова не часто, но иногда позволяла себе и то, и другое. Но тут была одна тонкость, которой Гумилев не признавал: для нее «великая земная любовь» исключила «холод измен», необязательных, бездумных любовных забав…

      До официального развода и Анна Андреевна, и Николай Степанович, по взаимному уговору, щекотливое обстоятельство тщательно скрывали. Да и потом Анна Андреевна на сей счет помалкивала. Но Лукницкому все-таки призналась, что «НС никогда физически не был верен никому, что этого не мог и не считал нужным». Какое-то время она, понимая, что во многом виновата сама, закрывала глаза на хроническое «донжуанство» мужа. К тому же «телесность» в отношениях межу мужчиной и женщиной ей никогда не представлялась самым главным. Вот как про это записано у Лукницкого: «Не любит телесности. Телесность