Думки. Апокалипсическая поэма. Артём Рящев

пихай! Педали оббивают лодыжки; шины икры жгут. И тут у меня нога об ногу запнулась – не знаю даже обо чью, может и об мою же: я – на бок и все благополучно за мной. Ну как благополучно. От пола к небу: я, на мне велосипед, на велосипеде Фенек, а сверху, накрывая нас тяжестью бетонной плиты, разлегся Женя. Вот так благополучно!

      – Кажется этот велик слишком большой для меня, – сообщила прослойка между мной и Женей.

      – Уверен? – поинтересовался я, а голосом не дрогнул даже. В сложившихся обстоятельствах сохранять серьезность голоса тяжелее даже, чем коня из школы до кинотеатра допереть, но я справился.

      – Кажется да, – говорит Фенек. – Знаешь что?

      – Что? – спрашиваю.

      – Я его тебе отдам, но в прокат, а не навечно, – говорит Фенек, – и он все равно мой будет. Пожалуйста! – и лапками так вместе.

      – А ездить на нем буду я? – спрашиваю.

      – Да, – говорит.

      – Хорошо, – соглашаюсь.

      – Хорошо, – подтверждает Фенек.

      – Договор? – говорит.

      – Договор, – отвечаю.

      – Железно? – спрашивает.

      – Железно, – говорю.

      – Будешь свидетелем? – это он уже не ко мне.

      Бетонная плита сверху:

      – Буду свидетелем!

      – Так по рукам?

      И когда я подтвердил, что да, по рукам, Фенек торжественно и уморно-серьезно плюнул в свою ладонь и протянул ее мне. Мне пришлось поступить также и мы скрепили наш железный договор крепким и слюнявым рукопожатием в присутствии бетонного свидетеля.

      Мы кое-как распутались, заценили друг-дружкины раны от велосипедной кучи малы: у меня локоть и коленка, Фенек весь помят и взлохмачен, Женя как всегда нераним – чего бетонной плите будет-то?! Но вот локоть зализан, коленка подута и наглажена; Фенек расчесался пятерней, а Женя уже налаживает седло на школьнике.

      А Фенек вдруг такой капризный сделался, как совсем маленький. Он пусть и маленький, но не совсем же, чтоб так капризить. Ему, наверное, свой велик, на котором я поеду, все-таки жалко, вот он и:

      – Высоко! – слазит.

      Женя возится, сопит, откручивает, грудью на седло навалился и заталкивает его в раму, закручивает обратно.

      – Так низко! – снова слазит.

      А Женя – ничего: молчит и сопит только. И все заново, только теперь заднее колесо меж коленок, а седло на себя – чуть-чуть вверх вытягивает.

      Привередливо поерзав задницей на седле, Фенек наконец соглашается:

      – Сойдет, – говорит разочарованно и протяжно.

      Женя запер сарайку: замок ушком в петельки, шелчок, поворот ключа, язычек на место.

      Женя достал из своего рюкзака моток веревки, отмерил ее сколько надо, натянул, эффектно откусил зубами, насадил ключ на веревку и повесил его себе на шею. Убрал оставшийся моток, а из рюкзака достал три прищепки, простых деревянных прищепки и роздал каждому по одной.

      – Зачем? – не понял я.

      – Штанину защепнуть, чтоб под цепь не попала, – объяснил прищепку Женя, а мне резко стало стыдно, я же и так это знаю, а вот как понадобилось,