Поручик Ржевский и дамы-поэтессы. Иван Гамаюнов

насупился. Хоть он и старался притворяться влюблённым в Анну Львовну, но ему не нравилось, что роль удаётся так хорошо.

      – Ладно, не дуйтесь, – смягчилась Рыкова. – Если настаиваете, я могу прочесть стихотворение сейчас. Но только если всё общество этого желает.

      – Разумеется, желает, – тоном, не терпящим возражений, произнесла княгиня Мещерская.

      * * *

      Общество переместилось в тот угол залы, где Ржевский и Пушкин ещё недавно обсуждали с Тасенькой план действий. Там были не только кресла, но и два дивана, стоявшие вокруг небольшого столика. Встав рядом со столиком, Анна Львовна оказалась в окружении зрителей.

      Она готовилась начать, но Ржевский как будто снова показал признаки ревности – взялся за спинку одного из кресел и передвинул его так, что заслонил кресло Пушкина.

      – Александр Аполлонович, это уж слишком, – сказала Рыкова.

      – Не беспокойтесь, – возразил Пушкин. – Мне и здесь удобно.

      – Вот что значит воспитанный человек, – сказала княгиня Мещерская и обернулась к поручику: – А вы, Александр Аполлонович, забываетесь.

      Пушкин продолжал возражать:

      – Мне это кресло впереди вовсе не мешает.

      – А мне господина Пушкина совсем не видно, – пожаловалась Рыкова.

      Вообще-то, Ржевский как раз и добивался, чтобы Анне Львовне стало не видно, ведь у поручика созрел новый план, как помочь другу уклониться от доклада в клубе. С Пушкиным поручик всё это уже обговорил, пока общество перемещалось в угол залы. Вот почему теперь Пушкин произнёс:

      – Знаете, Анна Львовна… Стихи – как музыка. Их лучше слушать, не глядя ни на что и ни на кого. Я бы, с вашего позволения, так и сделал.

      Не дожидаясь позволения, Пушкин со своим креслом отодвинулся назад, оказавшись позади прочих зрителей. Теперь, если бы они захотели взглянуть на поэта, им пришлось бы оборачиваться, а от Рыковой его заслонял Ржевский – прекрасная позиция, чтобы незаметно уйти. Точнее – уползти.

      Сначала Пушкин должен был проползти за диванами, а если кто спросит, ответить, что пуговицу потерял. Затем следовало так же ползком пробраться к столу, который был хорошим укрытием благодаря длинной скатерти. А вот напоследок оставалось самое сложное дело – подняться на ноги и сделать рывок через большое открытое пространство к дверям. Главное, чтобы в сторону дверей никто не обернулся.

      К тому же стихотворение Рыковой могло оказаться не достаточно длинным. Что если поэт не успел бы добраться до выхода? Но Ржевский обещал позаботиться, чтобы времени хватило. И вот, усевшись в кресло, поручик вместе со всеми начал слушать даму-поэтессу, которая, вдохновенно закрыв глаза, декламировала:

      В ночи стонала я одна

      От безотрадности духовной.

      На стон явился сатана

      И указал мне путь греховный.

      Но как отдаться сатане?!

      – Мой вам совет: просто расслабьтесь, – сказал Ржевский. Он же обещал выиграть Пушкину время, вот и решил отвлекать внимание дамы-поэтессы при каждом удобном случае.

      Рыкова