Поручик Ржевский и дамы-поэтессы. Иван Гамаюнов

теперь рассказываешь, что всё-таки сочинял.

      – А помнишь, что я тебе говорил о музах? – спросил Пушкин. – Это своевольные создания. Я не могу предугадать, куда они меня повлекут. И не могу противиться. – Он бросил перебирать листки, валявшиеся на секретере, и опять плюхнулся в кресло: – Нет, это не музы, а коварные сирены. Они завлекли меня на гибель!

      – Погоди-погоди, – перебил Ржевский. – Твои черновики с посланием кто-то украл? Или они просто потерялись?

      – Не знаю! – крикнул Пушкин и снова схватился за голову. – Ещё два часа назад, когда я ушёл в ресторан обедать, они лежали здесь, на секретере. А когда я вернулся после нашей с тобой встречи, их уже не было.

      – И ты обыскал всю комнату?

      – Всю! Сам видишь. Я надеялся, что эти листы унесло сквозняком куда-нибудь или я сам сунул куда-то по рассеянности. Но нет. Их нет нигде!

      Слуга Пушкина – пожилой Никита – подал голос:

      – Батюшка Александр Сергеич, да не убивайся ты так! Под секретером-то мы ещё не искали.

      Никита кинулся к секретеру и, несмотря на почтенный возраст, ловко бухнулся на колени, а затем и вовсе распластался на ковре, чтобы шарить рукой в тёмной щели под мебелью.

      Пушкин и Ржевский целую минуту напряжённо следили за действиями слуги, а тот вдруг просветлел лицом, как если бы что-то нашёл.

      – Ну? – не выдержал поэт.

      Никита вытащил из-под секретера листок, а Пушкин торопливо схватил находку, но сразу отбросил и чуть не плюнул с досады:

      – Это счёт одного из прошлых постояльцев.

      – Больше ничего там нету, – виновато произнёс Никита, вставая с ковра, и развёл руками. – Ты уж прости, батюшка Александр Сергеич.

      Пушкин молча вскочил с кресла и одним резким движением отодвинул секретер от стены. Ведь бумаги могли оказаться не под секретером, а за ним.

      – Ничего кроме пыли, – подытожил поэт и обречённо вздохнул. – Значит, эти три злосчастных листка украдены. Они не могли просто исчезнуть. Но кто их украл? И зачем? Неужели у меня в Твери есть враги? Что же делать?

      – В полицию обратиться, – предложил Ржевский.

      Пушкин посмотрел на него в ужасе.

      – Нет! Полиция не должна знать. Ведь в этих черновиках бунтарские идеи. И написано всё моей рукой. Это равносильно приговору. Что же делать?

      – Ну, если в полицию нельзя, тогда я знаю, кто нам поможет, – уверенно произнёс Ржевский. – Собирайся. Едем.

      – В табор? – спросил Пушкин и задумчиво добавил: – Можно и туда. Пускай цыганка карты раскинет. Авось подскажет, где искать рукопись. Или нагадает мне дальнюю дорогу… в Сибирь.

      – Нет, – возразил поручик. – Нам не в таборе надо помощь искать.

      * * *

      Через четверть часа коляска, в которой сидел Ржевский вместе с Пушкиным, подкатила к крыльцу особняка, выкрашенного полинялой голубой краской. Гипсовые гиганты справа и слева от дверей всё так же пристально разглядывали посетителей и будто спрашивали: «Кто это явился?»

      Ржевский первым выбрался из коляски, взбежал по ступеням и позвонил в дверной колокольчик. Пушкин встал