То было давно…. Константин Коровин

ходит по столу. Потом залезла ко мне в карман.

      Ночью собака стала проситься на улицу, не пожелала оставаться в комнатах – видимо, раньше не жила в доме.

      Только выпустили – стала лаять на луну: невозможно спать.

      Взяли ее опять в комнату. Она опять стала проситься на улицу. Выла.

      Отвели ее к Горохову в деревню.

      Только всё успокоилось – слышу: еж стучит, бегает по комнате. Невозможно спать.

      Поймали ежа. Унесли.

      Стал засыпать – белка забегала по мне. Я ее гоню – она со мной играет.

      Заперли белку в клетку.

      Утром, чем свет, распелся дрозд…

      Я встал, посмотрел в окно – новый петух дерется с моим старым петухом. Посмотрят друг на друга – и в драку…

      О Господи!

      Вошел Василий, принес сапоги, а с ним – гончая. Радостно подбежала ко мне и лизнула в лицо.

      – Вот чудно, – сказал Василий, – к вам ишь как ластится, а нам погладить не дается – ворчит. Что за собака! Правду сказать, зря на грибном деньги рассорили. Купить бы поросенка – на дело было бы похоже, свинья бы выросла. Пословица говорит: век живи, век учись…

      – А всё дураком помрешь… – добавил я.

      – Тоже верно…

      И Василий, шипя, рассмеялся.

      Колодезь

      Годы, что ли, уж такие преклонные, что всё вспоминается, как жили прежде, и кажется, что всё прежде было хорошо, или душа не хочет помнить всё горе, которое переживалось, только рад вспомнить всегда то, что любил, что радовало жизнь и давало веселье – эту живую награду неба.

      И всё вспоминаю я свой дом в деревне. Место было глухое, на горке, большой сад, огромные ели, березы, липовая аллейка, клен, малиновый сад, огород и гряды с ягодами.

      У меня была лошадь, корова, свиньи, баран, козел, ручной заяц и много кур, индеек, гусей, уток и три десятины земли.

      Горка была песчаная. Когда стали рыть колодезь – рыли долго. Всё был мелкий песок, и только на двадцать четвертом аршине показалась вода. Вода кристальная, ключевая. Прекрасная.

      Но колодезь имел и еще одно свойство. Бывало, приятели смеются, умываясь у колодца, а в колодце на дне кто-то тоже смеется.

      В колодце было эхо.

      Скажешь, бывало, в колодезь: «Эй, ты, что ты там делаешь?» А эхо отвечает: «Что ты там делаешь…»

      И голос эха был такой ласковый, чистый, юный, молодой.

      Даже Шаляпин, гостя у меня и умываясь утром у колодца, пел в колодезь и потом говорил: «Какое красивое эхо».

      От постройки дома остались у меня водопроводные трубки. И пришло мне в голову подшутить над приятелями.

      Взял я, около колодца прорыл пониже песок и провел глубокую канавку к сараю, который был неподалеку.

      Часть трубки спустил аршин на пять в глубь колодца, а другой конец по канавке провел в сарай.

      Приятели приехали. Юрий Сергеевич Сахновский, доктор Иван Иванович, Арсений Корещенко, Василий Сергеевич, Коля Курин и Павел Александрович Сучков с Шаляпиным – два приятеля, хотя и совершенно противоположных взглядов на всё.

      Уж тетушка Афросинья и наготовила пирогов, нажарила индюшек и кур!

      Рыбак