То было давно…. Константин Коровин

один продает – хороша, гончая вроде. За зайцами хорошо гонит.

      Василий, рассказывая, ел румяную баранку.

      – Что это за баранка у тебя? – спросил я.

      – Деревенская баранка. Этаких-то у Филиппова нет.

      – Василий, – говорю, – собаку-то надо купить.

      – Чего же, вставайте, пойдемте, там, на рынке, чего только нет. Голуби – турман, есть гладкие.

      Я живо оделся.

      Пестрая толпа на солнце была оживлена. Пахло тулупами, грибами, капустой. Огромные бочки с огурцами, грибами, груздями, рыжиками, волвянками, белянками.

      Мы едва проталкивались с Василием в толпе.

      – Вона собака-то, – сказал Василий.

      – Гречники! – кричал разносчик. – Сбитень с имбирем! Рыба живая!

      Собаку держал на веревке старик низенького роста.

      – Гончая, – сказал он. – Робенскова порода. Зайца – не упустит.

      Сторговались за пять рублей. Вернулись домой и накормили собаку.

      Меня обуяла жажда приобретения.

      – Ступай, Василий, – сказал я, – купи голубей, что еще попадет, купи, возьмем в деревню.

      Василий принес в корзинке голубей и под мышкой большого белого петуха. Я голубям крошил хлеб – они яро клевали, и петух не уступал.

      Петух хорош.

      Василий опять ушел и, вернувшись, принес зайца ручного, ежа, дрозда в клетке и белку.

      – Молодец, Василий, повезем в деревню.

      – Погодите-ка, еще сбегать надо. Там баранки хороши мужик носит. Самопек. Вся шея баранками обернута. Грибы сухие тоже.

      На этот раз Василий вернулся с моими приятелями-рыболовами Бартельсом и Поплавским. Принесли кочанную капусту, и опять в банке.

      Василий сказал мне тихо на ухо:

      – Надо за бутылочкой сбегать.

      – Через неделю лед тронется, – сказал Поплавский, – не дождешься. В Перервы надо будет ехать. Там, у плотины, крупный язь берет в самый разлив.

      – Вот я каждый раз думала, – сказал немец Бартельс, – доживу до весны? И вот дожила.

      Василий наливал водочку, и мои гости закусывали кочанной капустой с черным хлебом и опятами.

      – Постойте, вот у меня в сумочке хороша закуска. Нигде такая закуска нет. Нет ли молоточек? – И Бартельс, достав из кармана воблу, стал колотить ее молотком на подоконнике.

      Какая-то особенная жизнь была в этом деревенском торжище. Живая, веселая радость. Я с приятелями ходил по грибному рынку, и он мне казался живым праздником – весенним праздником глаз. Я купил в клетке снегирей. Думал: «Всё это я повезу в деревню». Купил скворечник, сделанный в виде домика.

      Василий тоже старался и купил корзинку для петуха и ошейник для собаки…

      Наконец поехали на станцию. Поезд туда отходил в 11 часов вечера. Я взял купе – собаку иначе не разрешали взять; тут же – еж в коробке и клетки с птицами. А петуха и голубей сдали в багаж.

      Приехали в деревню. Ясное утро. Снегу много – еще зима. Кое-где проталинки. У крыльца – лужа.

      Стали распределять животных на жительство – кого куда.

      Голубей выпустили на чердаке сарая, где жили мои