День, когда пала ночь. Саманта Шеннон

может, Сию нужно, как и мне тогда, полюбить внешний мир. Отпусти ее к золотым дворцам Лазии. Пусть охраняет принцессу Йенйеди. Пусть испытает чудеса мира, чтобы понять, как важна обитель. Пусть не видит в нашем доме клетки для себя.

      Между ними протянулось молчание. Сагул надолго припала к чаше.

      – Солнечное вино, – сказала она. – Одно из чудес древнего мира.

      Тунува ждала. В рассказах настоятельницы обители Апельсинового Дерева всегда крылся смысл.

      – За его доставку из Куменги приходится дорого платить. Мне не следовало бы так рисковать, но, если его нет под рукой, вино просачивается в мои сны, я чувствую его вкус на языке. Кроме священного плода, для меня нет ничего слаще. И все же… я оставляю половину недопитой.

      Она переставила чашу поближе к Тунуве. Обожженная глина в тишине комнаты громко стукнула по столу.

      – Одни способны обуздать в себе вкус к мирским радостям. Таковы мы с тобой, Тунува. Впервые застав тебя с Эсбар, я испугалась, что в страсти ты потеряешь себя. Ты доказала, что я ошибалась. Ты знаешь, когда отведать вина, когда отставить чашу недопитой. – Настоятельница улыбнулась, но на сей раз в ее улыбке не было теплоты. – Другие же, Тунува… готовы упиваться сладким вином, пока не захлебнутся.

      Узловатым пальцем она опрокинула чашу. Солнечное вино растеклось по столу и жидким медом закапало на пол.

      4

Восток

      Пришелец проспал два дня. К тому времени, когда Думаи вынесла его из снежной бури, на пальцах у него вздулись волдыри, холод обжег нос и щеки.

      Унора немедля взялась за дело. Прожив столько лет в горах, она умела спасти любую часть тела, если только та еще не совсем отмерла. Она переодела незнакомца и понемногу отогрела его помороженную кожу.

      Горная болезнь грозила ему кашлем. Летом больного спустили бы вниз, но, пока не сошел снег, ему приходилось терпеть. Как и гостье из клана Купоза, которую Думаи видела всего два раза, мельком и издалека. Не имея сил добраться до вершины, та оставалась во внутренних покоях.

      Думаи была бы рада ее приветствовать, но мать приучила ее никогда не приближаться к придворным. «Дворец – ловчая сеть, в нее попадаются и самые малые рыбешки. Лучше тебе держаться подальше от этих тенет, – предостерегала Унора. – Храни чистоту ума, стремись мыслями ввысь, и однажды ты займешь мое место».

      В ее словах был смысл. Всякий, кто бывал при дворе, уверял, что тот полон сплетен и коварства.

      Покончив с привычными делами, Думаи решила проведать не отходившую от пришельца Унору. Шествие за нее пришлось возглавить Думаи. На крыльце она стянула сапоги, сменила их на комнатные туфли и прошла к больному.

      Ей встретился Канифа с котелком в руках.

      – Как наш гость? – спросила Думаи.

      – Шевелится временами. Наверное, скоро проснется.

      – Тогда почему у тебя такой встревоженный вид?

      Морщинка у него меж бровей пролегла глубже обычного. Канифа оглядел коридор.

      – Наша придворная гостья, – понизив голос, заговорил