Петр Великий, голландский. Самозванец на троне. Сергей Юрьевич Соловьев

к нему пойдём, в усадьбу боярскую. Так оно вернее станет, да чужих глаз меньше.

      Ларион согласился, и кивнул. Страшновато было идти, да что уж делать, раз решили. Пошли не спеша, надеясь дойти до темноты.

      Усадьба Нарышкина Льва Кирилловича просторно раскинулась в Белом гороле, у ю. Каменные палаты, да строения для дворни. Такой, немаленький почти городок. Нимало смущаясь, Фёдор постучал дверным кольцом. Изнутри залаяли собаки, и раздался недовольный голос:

      – Кого ещё несёт на ночь глядя?

      – К Льву Кирилловичу, по государеву делу. Служиые люди, отворяй давай!

      Изнутри глухо зашептались, и наконец, калитка отворилась и на улицу вышло два здоровых боярских холопа . Рожи толстые у обоих, откормленные, да аж красные.

      – Сказывайте стрельцы, а мы уж боярину передадим, не сомневайтесь, – ответил Елизарьев, – не пустите, так в Приказе боярину челобитную отдадии! И про вас сказать не забудем

      – Ишь ты? Ну, ладно, проходите, не столбейте, – выдал речь один из холопов, – за мной идите.

      Стрельцы пошли вслед провожатому. У дома их остановил кто-то из дворни, но сам этот прыткий да наглый человек прытко теперь побежал вглубь хозяйского дома. И точно, дом боярина Нарышкина был на диво хорош, и ещё медная да блестящая крыша хором так сверкала на солнце! Кирпичный дом с богатым высоким крыльцом на второй, жилой этаж на глаз виделся почти кремлёвским дворцом,

      Холоп прибежал обратно, сам взялся проводить стрельцов. Даже теперь казалось, был человек стал на голову меньше ростом.

      – Ждут вас, господа стрельцы! Вот, здесь гостиная! Проходите.

      И вправду, богатые палаты… Стрельцы обмахнули сапоги веничком от грязи, пошли по каменному полу, крытому для тепла плетеной дорожкй. Стены оштукатурены, да расписаны травяным узором, так что любо-дорого поглядеть. Шапки уж были в руках стрельцов, неудобно было в таком доме в шапке ходить. Навстречу шёл сам боярин, в домашнем мягком катане, да шапочке с кистью и мягких сапогах.

      – Присядьте, не столбейте, – благосклонно начал речь Лев Кириллович, – с чем пожаловали?

      – Про измену сказать, боярин… Мутит стрельцов Ивашка Цыклер, дескать, убили бояре Петра Алексеевича, надо его сына защитить, – начал Елизарьев- совсем всё худо, если не поторопится.

      Нарышкин глянул на стрельцов, и будто в груди сердце обмерло… Так неужто дознались, как всё случилось-то!

      – И что стрельцы?

      – Выборные хотят поглядеть на могилу Петра Алексеевича. Через неделю пойдут в Архангельский Собор. Надо и в подземном ходе стражу ставить, что бы перенять смутьянов, – продолжил Силин.

      – Не верьте стрельцы изменникам, жив да здоров Пётр Алексеевич! – громко заговорил Нарышкин, – а за верность вашу спасибо. И награда ваша будет великой.

      – Так не забудете, я Ларион Елизарьев.

      – А я- Григорий Силин.

      – Так кто ещё из смутьянов главные? – спросил боярин.

      – Кроме Ивашки Цыклера других не ведаем, боярин. Прошенья просим…– пропел, почти как на клиросе, Елизарьев.

      – Хорошо