Гарики из Иерусалима. Книга странствий (сборник). Игорь Губерман

былого тяжкий след

      является впоследствии некстати,

      за легкость и беспечность юных лет

      мы платим с переплатой на закате.

      Другим теперь со сцены соловьи

      поют в их артистической красе,

      а я лишь выступления свои

      хожу теперь смотреть, и то не все.

      Уже мы стали старыми людьми,

      но столь же суетливо беспокойны,

      вступая с непокорными детьми

      в заведомо проигранные войны.

      Течет сквозь нас река времен,

      кипя вокруг, как суп;

      был молод я и неумен,

      теперь я стар и глуп.

      Поскольку в землю скоро лечь нам

      и отойти в миры иные,

      то думать надо ли о вечном,

      пока забавы есть земные?

      То плоть загуляла, а духу невесело,

      то дух воспаряет, а плоть позабыта,

      и нету гармонии, нет равновесия —

      то чешутся крылья, то ноют копыта.

      Погоревать про дни былые

      и жизнь, истекшую напрасно,

      приходят дамы пожилые

      и мне внимают сладострастно.

      Нет вовсе смысла втихомолку

      грустить, что с возрастом потух,

      но несравненно меньше толку

      на это жаловаться вслух.

      В тиши на руки голову клоня,

      порою вдруг подумать я люблю,

      что время вытекает из меня

      и резво приближается к нулю.

      Полон жизни мой жизненный вечер,

      я живу, ни о чем не скорбя;

      здравствуй, старость, я рад нашей встрече,

      я ведь мог и не встретить тебя.

      Пришел я с возрастом к тому,

      что меньше пью, чем ем,

      а пью так мало потому,

      что бросил пить совсем.

      С годами нрав мой изменился,

      я разлюбил пустой трезвон,

      я всем учтиво поклонился

      и отовсюду вышел вон.

      Былое вдруг рыжею девкой

      мне в сердце вошло, как колючка,

      а разум шепнул мне с издевкой,

      что это той женщины – внучка.

      Небо с годами заметнее в луже,

      время быстрее скользит по часам,

      с возрастом юмор становится глубже,

      ибо смешнее становишься сам.

      Живу я очень тихо, но, однако,

      слежу игру других, не мельтеша;

      готова еще все поставить на кон

      моя седобородая душа.

      Чтоб нам, как мальчишкам, валять дурака,

      еще не придумано средство;

      уже не телятина мясо быка,

      по старости впавшего в детство.

      Дружил я в молодости ранней

      со всякой швалью и рваниной,

      шампур моих воспоминаний

      весьма-весьма богат свининой.

      Нам пылать уже вряд ли пристало;

      тихо-тихо нам шепчет бутылка,

      что любить не спеша и устало —

      даже лучше, чем бурно и пылко.

      Не стареет моя подруга,

      хоть сейчас на экран кино,

      дует западный ветер с юга

      в наше северное окно.

      На склоне лет на белом свете

      весьма уютно