Гарики из Иерусалима. Книга странствий (сборник). Игорь Губерман

дико осознание, что вдруг

      нас нечто разлучает навсегда.

      Не отводи глаза, старея,

      нельзя незрячим быть к тому,

      что смерть – отнюдь не лотерея,

      а просто очередь во тьму.

      Такие бывают закаты на свете,

      такие бывают весной вечера,

      что жалко мне всех, разминувшихся с этим

      и умерших ночью вчера.

      Каков понесенный урон

      и как темней вокруг,

      мы только после похорон

      понять умеем вдруг.

      Только что вчера ты девку тискал,

      водку сочно пил под огурец,

      а уже ты вычеркнут из списка,

      и уже отправился гонец.

      Подвергнув посмертной оценке

      судьбу свою, душу и труд,

      я стану портретом на стенке,

      и мухи мой облик засрут.

      Прочтите надо мной мой некролог

      в тот день, когда из жизни уплыву;

      возвышенный его услыша слог,

      я, может быть, от смеха оживу.

      Лечит и хандру, и тошноту

      странное, но действенное средство:

      снова дарит жизни полноту

      смерти недалекое соседство.

      В загадках наших душ и мироздания

      особенно таинственно всегда,

      что в нас острей тоска от увядания,

      чем страх перед уходом в никуда.

      Поскольку наш век возмутительно краток,

      я праздную каждый свой день как удачу;

      и смерти достанется жалкий остаток

      здоровья, которое сам я растрачу.

      В узком ящике ляжем под крышкой,

      чуть собака повоет вослед,

      кот утешится кошкой и мышкой,

      а вдову пожалеет сосед.

      Еще задолго до могилы

      спокойно следует понять,

      что нам понадобятся силы,

      чтобы достойно смерть принять.

      Мне жаль, что в оперетте панихидной,

      в ее всегда торжественном начале

      не в силах буду репликой ехидной

      развеять обаяние печали.

      Усовершенствуя плоды любимых дум, косится набекрень печальный ум

      Люди воздух мыслями коптят

      многие столетья год за годом,

      я живу в пространстве из цитат

      и дышу цитатным кислородом.

      Высокие мысли и низкие

      вливают в меня свои соки,

      но мысли, душевно мне близкие,

      обычно весьма невысоки.

      Поэзия краткая больше близка мне —

      чтоб мысли неслись напролет,

      как будто стихи высекаешь на камне

      и очень рука устает.

      Листаю стихи, обоняя со скуки

      их дух – не крылатый, но птичий;

      есть право души издавать свои звуки,

      но есть и границы приличий.

      Во мне приятель веру сеял

      и лил надежды обольщение,

      и столько бодрости навеял,

      что я проветрил помещение.

      Когда нас учит жизни кто-то,

      я весь немею;

      житейский опыт идиота

      я сам имею.

      Из ничего вкушая сладость,

      блажен мечтательный