Гарики из Иерусалима. Книга странствий (сборник). Игорь Губерман

не склонный к баловству

      трепаться всуе о высоком,

      неслышно корень поит соком

      многословесную листву.

      Случай неожиданен, как выстрел,

      личность в этот миг видна до дна:

      то, что из гранита выбьет искру,

      выплеснет лишь брызги из гавна.

      Что царь или вождь – это главный злодей,

      придумали низкие лбы:

      цари погубили не больше людей,

      чем разного рода рабы.

      Добреют и мягчают времена,

      однако путь на свет совсем не прост,

      в нас рабство посевает семена,

      которые свобода гонит в рост.

      Простая истина нагая

      опасна тогам и котурнам:

      осел, культуру постигая,

      ослом становится культурным.

      У всех по замыслу Творца —

      своя ума и духа зона,

      житейский опыт мудреца —

      иной, чем опыт мудозвона.

      Как бы счастье вокруг ни плясало,

      приглашая на вальс и канкан,

      а бесплатно в судьбе только сало,

      заряжаемое в капкан.

      Мир бизнеса разумен и толков,

      художнику дает он пить и есть;

      причина поклонения волхвов —

      в боязни пропустить благую весть.

      Рассудок мой всегда стоит на страже,

      поскольку – нет числа таким примерам —

      есть люди столь бездарные, что даже

      пытаются чужим ебаться хером.

      Паскудство проступает из паскуды

      под самым незначительным нажимом;

      хоть равно все мы Божии сосуды,

      но разница – в залитом содержимом.

      К игре в рубаху-парня-обаяшку

      не все мои знакомые годны:

      едва раскроют душу нараспашку,

      как мерзкие волосики видны.

      В мире царствуют вездесущие,

      жарко щерящие пасть

      власть имевшие, власть имущие

      и хотящие эту власть.

      От уксуса совести чахнут,

      кто грабит и крадет убого,

      но деньги нисколько не пахнут,

      когда их достаточно много.

      Счастлив муж без боли и печали,

      друг удачи всюду и всегда,

      чье чело вовек не омрачали

      тени долга, чести и стыда.

      Много начерно, то есть в чернилах,

      было черного людям предвидено,

      но никто сочинить был не в силах

      то, что век наш явил нам обыденно.

      Не стоит на друзей смотреть сурово

      и сдержанность лелеять как профессию:

      нечаянное ласковое слово

      излечивает скрытую депрессию.

      Удачу близко видя, шел я мимо,

      не разумом, а нюхом ощутив

      текущее за ней неуловимо

      зловоние блестящих перспектив.

      Шальная от порывов скороспелых,

      душа непредсказуемо сложна,

      поэтому в расчисленных пределах

      неволя безусловно ей нужна.

      В какой ни варится среде,

      азарт апломба так неистов,

      что не укрыть себя нигде

      от саблезубых гуманистов.

      Я лишь от тех не жду