Плащ и шпага. Амеде Ашар

Дорога эта пролегала по забытой местности, куда не доходило даже эхо событий, волновавших Париж. Когда задумчивая прогулка приводила ее к тому месту, откуда видна была длинная желтая лента, служившая им со общением с Ошем и Лектуром, а через Ош и Лектур – с Тулузой и Бордо, она садилась на камне и жадно всматривалась в две точки на горизонте, с востока и с запада. Когда поднималось вдали облако пыли, сердце её начинало биться, она привставала и старалась разглядеть фигуру всадника, поднимавшего эту пыль. Но то не был Жан-де Колиньи, и она грустно опускалась опять на свой камень.

      Прошли дни и недели, месяцы и годы. Графиня де Монтестрюк оставалась все одна. Пришло время, когда она совсем уже перестала надеяться; она покинула мечты свои и положила на свое сердце камень отречения.

      Я знала наверное, сказала она себе, что он забудет меня.

      С этой минуты, между нею и Богом остался только один сын.

      Первые годы прошли в глубокой тишине. Внешние события не отзывались в Тестере ни малейшим шумом. Гуго рос и укреплялся. У него оставалось смутное воспоминание о том, чем он был когда-то; но мать сказала ему, что по разным причинам, о которых он узнает впоследствии, он не должен говорит о прошлом, и ребенок молчал. Он был порядочный буян по летам своим, но в нем скрывалось что то твердое и честное, располагавшее всех в его пользу.

      День его проходил в играх и в учении, в прогулках и в работах, развивавших его силы. Он любил ходить с крестьянами в поле, любил работать с ними серпом и топором в лесу. Раз как-то мать застала его за плугом; он покраснел и бросил палку с острым концом, которою погонял быков.

      – Продолжай, – сказала графиня, – пахать не унизительно ни для кого.

      Три раза в неделю, добрый священник, полюбивший вдову и сироту, являлся в Тестеру и учил внимательного Гуго истории, географии, словесности, латинскому языку и кое-каким обрывкам других наук. Ребенок любил читать: в длинные зимние вечера, когда ветер бушевал на дворе и дождь стучал по крышам, он, запершись в низкой комнате, возле матери, перед веселым огнем камина, по целым часам читал книгу о путешествиях или о жизни славных людей и пристращался к дальним экспедициям и к боевым подвигам, чудесные рассказы о которых были у него перед глазами; но что он любил особенно – это уроки Агриппы. Гуго еще не дорос ему до плеча, а уже бился на шпагах очень порядочно.

      – Вам не достает только силы и привычки, граф, говорил старый солдат, гордясь своим учеником.

      – Это придет, – отвечал Гуго, отирая пот с лица.

      В пятнадцать лет Гуго был другом, можно сказать – командиром всех детей своего возраста. По воскресеньям их собиралась целая толпа к нему под команду; он делал большие смотры на окрестных лугах, строил с товарищами крепости и окопы, окружал их палисадами из кольев, потом делил войско на два отряда, отдавал один под команду смышленого товарища, сам становился во главе другого, и начиналось большое сражение, оканчивавшееся закуской, которую доставляла графиня. Ни снег, ни холод, ни дождь, ни ветер ничего не значили