Плащ и шпага. Амеде Ашар

, «Les chateaux en Espagne», «La robe de Nessus» (1855), «La traite des blondes», «Histoire d'un homme» (1863-64), «Les fourches Caudines», «Les chaines de fer» (1866-68), «La vipère» (1869-73). Из воспоминаний об осаде Парижа им написаны: «Rècits d'un soldat» (l871), «Souvenirs personnels», «D'émeutes et de révolution» (1872). Он написал также несколько театральных пьес, как то: «Souvent femme varie», «Le jeu Sylvia», «L'invalide», «La clé de ma caisse» (1858 – 73). Он † 26 марта 1876 г. в Париже.

      I

      Игорный дом в осеннюю ночь

      Граф Гедеон-Поль-де Монтестрюк, известный также под именем графа де-Шаржполя, считался, около 164… года, одним из богатейших и счастливейших дворян южной Франции. У него были обширные владения и хотя дворянство его не восходило до первых времен монархии и его предки не попали в число рыцарей-завоевателей Палестины, но он был в родстве с знатнейшими фамилиями королевства, которое только что было вверено Провидением рукам еще неопытного Людовика XIV.

      Этим завидным положением фамилия де Монтестрюк, стоявшая в уровень с первыми домами в Арманьяке, одолжена была странным обстоятельством, ознаменовавшим начало её известности, и особенному благоволению короля Генриха IV, славной памяти.

      Граф Гедеон, которого соседи звали так в отличие от его отца, графа Ильи, сына того героя, которому дом их был обязан своим величием, нашел богатство у себя в колыбели и не очень-то стеснялся мотать его. Своей пышностью он удивлял даже придворных, приезжавших по делам или для удовольствия в Лангедок. – К несчастью, богатство это досталось ему рано вместе с такими привычками и таким горячим темпераментом, которые не знали ни усталости, ни пресыщения. Его жизнь можно бы сравнить с безумной скачкой молодого коня, вырвавшегося на волю во время грозы: ни узды, ни правил.

      После причудливой и расточительной жизни, граф Гедеон овдовел бездетным и в сорок лет опять женился, чтоб продлить род Монтестрюков; но, не жалея ни молодости, ни красоты своей жены, которая готова была посвятить себя его счастью, он принялся за прежнюю жизнь, как только она дала ему сына, окрещенного под именем Гуго-Павла.

      В молодости граф Гедеон бывал в Париже и в Сен-Жерменском дворце; он держал сторону короля в смутах Франции, сломал не одну шпагу в стычках с испанцами и громко кричал в схватках: «Бей! руби!» – старинный клик и девиз своего дома. Возвратясь в свой замок, в окрестностях Жеро, он убивал время на всякие безрассудства: на охоту, дуэли, маскарады и пиры, нимало не заботясь о графине, которая тоскливо поджидала его за стенами и башнями замка Монтестрюк. Дворяне, с которыми он рубился, или козырял в карты, любили его за ум и веселость, а мелкий люд обожал за щедрость. Если случайно он и потреплет, бывало, мимоходом кого-нибудь из крестьян, никто на него не сердился; так мило и любезно бросал он золотой в шапку бедняги.

      Граф Гедеон, статный, щедрый, сильно любимый окрестными красавицами, имел также, подобно благодетелю его рода, королю Генриху, солидную репутацию храбрости в стране, где все храбры. Каким только опасностям не подвергал он жизнь свою; из каких только бед не выпутывался он со шпагой наголо!

      В то время, как начинается наша история, стали уже носиться слухи, что состояние графа де Монтестрюка идет быстро к упадку. Не было уж ни блистательных праздников в его замке, ни сумасшедших поездок в Тулузу и Бордо, где все привыкли видеть его с огромной свитой слуг и лошадей; ни шумных охот с соседями, герцогами де-Роклор, большими буянами и отчаянными кутилами. Видны были иногда и жиды по дороге к родовому замку; выходили они оттуда, потирая руки, с радостным лицом. «Жид смеется, а крещеный плачет,» говорит пословица.

      Веселость графа Гедеона стала пропадать; случалось заставать его в задумчивости. Граф Гедеон скучает! Это приводило всех в изумление. Такое чудо только и можно было объяснит себе одним разорением. Но как же мог он разориться, он – владелец стольких лесов, виноградников, лугов, ферм, прудов? Старики, сидевшие по своим наследственным поместьям, только качали головой и, жалея о жене, говорили: да ведь он играл!

      В самом деле, граф Гедеон играл сильно. И при всяком случае он всё ещё продолжал играть.

      Около этого времени, когда дурные слухи более и более распространялись по провинции, из замков в хижины, граф Гедеон, верхом на любимом коне, выехал раз ночью из замка Монтестрюк.

      Небо было весь день мрачно. К вечеру поднялся сильный ветер и разорвал густые тучи; между ними засветились звезды, то угасая, то опять показываясь. В дремучем лесу стонала буря; все покрыто было густой темнотой, которую вдруг прорезывал то там, то сям бледный луч тонкого, как стальной клинок, месяца, несшегося, казалось, в тучах каким то безумным бегом. Собаки выли в поле и своим воем еще усиливали тоскливое настроение всей природы.

      Граф Гедеон, подъехавши к наружным воротам замка, кликнул часового, который стоял, скрестив руки на старинной пищали, и велел опустить мост. Зеленая вода стояла неподвижно во рву, в тени высоких стен. На досках моста раздался стук от копыт коня, который нетерпеливо прыгал и грыз удила: потом цепи опять завизжали в пазах и граф Гедеон очутился за рвом.

      За ним молчаливо ехали рядом два всадника. Концы их длинных рапир стучали о железные стремена. Они, как и сам граф, были закутаны в