Все сложно. Тара Девитт

школы, найти ей репетиторов и больше никогда не выпускать ее из дому. А Фарли просто предложила Хейзл попрактиковаться в игре с мячом. Мы втроем стали ходить в парк, на спортплощадку, три раза в неделю по вечерам, и вскоре Хейзл так наловчилась, что надрала тому мальчишке задницу. Теперь он держится от нее подальше.

      А еще Фарли помогает Хейзл с танцами. Для этого, надо признаться, нужно особое умение. Как научить ребенка танцевать, если он не слышит ритма? Я раздражался и даже сердился, когда Хейзл упрашивала меня записать ее в танцевальный кружок. В итоге мне в очередной раз доказали, что я был не прав.

      – Чтобы чувствовать музыку, необязательно иметь слух. Хейзл подвижная, она очень хочет танцевать, и это пойдет ей на пользу. Пусть попробует, – сказала мне Фарли.

      При одной мысли о возможной затяжной дискуссии по этому поводу я почувствовал такую усталость, что предпочел сдаться: «Ладно, пускай».

      А потом я смотрел, как моя дочь танцует… и чуть не лопался от гордости. Фи разжигает в девочке желание быть храброй, и одним желанием дело не ограничивается. Они придумали специальные жесты, означающие начало песни, чтобы Хейзл знала, когда вступать. И я, конечно, не мог не заметить, что Фарли приходится самой заучивать все танцы на случай, если малышке понадобится помощь в каких-то трудных местах.

      Итак, когда мои родители заявили о намерении встретить Рождество на Гавайях, Хейзл захотела пойти к Лансу в клуб на выступление Фарли, и я согласился. Правда, теперь я начинаю сомневаться в правильности принятого решения. Зал наполняется студентами, которые приветствуют друг друга ударами грудью о грудь в прыжке и тут же начинают опрокидывать стопки на скорость. Может быть, нам с Хейзл стоило просто встретиться с Фарли после выступления?

      Но пути назад уже нет. Мы сидим за столиком. Фи встает – сейчас ее номер. И вдруг та часть моего сознания, которой я обычно затыкаю рот, выходит из повиновения. Я вижу, как Фарли, вынырнув из темноты, появляется в круге света.

      Она… прекрасна!

      Не то чтобы я раньше не замечал ее женской привлекательности, но еще в ней есть какая-то особенная сила, которая в полной мере открывается мне только сейчас. Может быть, это суммарный эффект вчерашнего школьного концерта, в котором участвовала Хейзл, позавчерашнего катания на коньках и просто рождественского настроения. В любом случае я вижу Фарли так, как никогда не видел. В этом смысле она напоминает мне картинку, на которой первое время не можешь разглядеть ничего, кроме пестроты, а потом вдруг отстраняешься, и проступает портрет.

      На Фарли красные ботиночки, футболка с какой-то неизвестной мне музыкальной группой и юбка, открывающая ноги. Оттенок кожи чуть теплее слоновой кости. Красные и зеленые рождественские огни подчеркивают скулы.

      Я знаю форму этого лица, знаю, как оно улыбается. Знаю, какой бывает улыбка Фарли, когда она смотрит на Хейзл и что-то говорит ей жестами – только жестами, без озвучивания (в таких случаях я понимаю: девочки хотят обсудить дело без меня). Я знаю, как Фарли покусывает большой палец, если чем-то увлечена, и как нелегко ей дается