Все сложно. Тара Девитт

другом собственному ребенку, так вот у моей мамы это получилось. Я сделала бы все, что угодно, чтобы она мной гордилась. В день ее смерти я сняла все деньги с того счета и устроила великолепные похороны. Купила самый красивый гроб. И в тот момент, когда его опускали в землю, на крышку нагадила птица.

      – Что? – переспрашиваю я, с трудом сдержавшись, чтобы не фыркнуть от неожиданности.

      – Чертова птица нагадила на гроб моей матери. И я засмеялась. Худший момент моей жизни, когда все вокруг меня рушилось, стал чуточку менее тяжелым благодаря капле птичьего дерьма. – Фарли начинает неистово хохотать, вытирая слезы. – Священник не знал, что делать. Попытался вытереть помет и почему-то без конца бормотал извинения. А я чуть не писалась со смеху, потому что знала: мама сейчас тоже засмеялась бы. И знаешь, Майер? С тех пор я живу так, как живу. Во всем ищу смешное.

      Глава 7

      «Тому, кто что-либо создает (неважно что), опасно заботиться о мнении других людей».

Кристен Уиг

      Сейчас

      Фарли

      – Если я расскажу историю про дамочек из вашего родительского комитета, у тебя будут неприятности? – спрашиваю я Майера из-под маски гоблина.

      Перед самым Хэллоуином Хейзл вдруг решила, что хочет нарядиться и собирать с соседей конфетную дань. Мы пришли в магазин, но выбирать уже не из чего – все разобрали.

      Майер хмуро прикладывает к лицу маску печального щенка.

      – Смотря что за история.

      – Ну, та! Когда они пригласили меня на свою вечеринку.

      – Не помню.

      – Еще как помнишь. Это было нечто среднее между шоу «Девчонки идут в отрыв» и триллером «Судная ночь». Одна женщина обрызгала вышибалу грудным молоком, другая угодила в больницу, где ей наложили швы, а та, которая все время нудит про то, что детей в школе кормят недостаточно здоровой пищей, сожрала мексиканского фастфуда на тридцать семь баксов.

      – Ага, припоминаю.

      Появляется Хейзл и, показывая нам белый парик и очки с круглыми толстыми стеклами, спрашивает:

      – Может, я оденусь старушкой? Они часто плохо слышат. Все будут мне что-то кричать и подумают, что, раз я не отвечаю, значит, «вжилась в роль».

      Девчонка соображает!

      Майер снял щенячью маску и расплылся в мегаваттной улыбке, которую мне так редко удается увидеть.

      – Отлично придумано!

      Хейзл опять куда-то убегает, а я уже забыла, о чем мы говорили до ее появления.

      – Что касается встречи родительского комитета, – говорит Майер (точно! вспомнила!), – все зависит от того, собираешься ли ты выставить этих мамаш в невыгодном свете.

      – Такой задачи у меня нет. Я считаю, что если женщины так отрываются, то это свидетельствует только об одном: в их жизни много стресса. Да и вообще, я от души повеселилась на той вечеринке. Я сразу раскусила, зачем меня на самом деле пригласили, – только затем, чтобы расспросить о тебе.

      – То есть? –