Все сложно. Тара Девитт

сцене, и днем, когда она оживила наш праздник, выступив перед незнакомыми ей детьми.

      Еще мне интересно, откуда она знает язык глухонемых, чего надеется достичь как комик, достаточно ли заботится о себе…

      Черт! Успокойся!

      Фарли делает несколько больших глотков. Ее лицо расслабляется, улыбка сползает. Глаза смотрят на меня с подозрением.

      Когда мы уже сидим за столиком и лениво ковыряем мороженое, я говорю:

      – После выступления мне всегда хотелось чем-нибудь занять рот.

      Фарли вздергивает бровь и застывает, не донеся ложечку до губ.

      – Это какой-то намек?

      Я фыркаю, чуть не подавившись мороженым.

      – Что? Да нет, конечно! Клянусь! – Я по-скаутски поднимаю три пальца. – Просто я помню, как мышцы лица устают, когда работаешь на сцене. Единственное, что помогает снять напряжение, – поесть или попить чего-нибудь.

      – Да расслабьтесь. Я прикалываюсь.

      Вот, значит, как? Я отправляю в рот очередную ложку мороженого, чтобы замаскировать улыбку. Маленькая паразитка!

      – Между прочим, я обожаю конструктивную критику. Слушаю вас.

      – Ну, во-первых, вы врете. Ни один комик не желает слышать ничего, кроме лести, – отвечаю я.

      – Значит, Майер Хэрриган, я исключение из правила, – улыбается Фарли, вскинув голову. – Сначала мне нужна критика. Тогда потом, когда вы начнете мне льстить, я смогу вам поверить.

      Я киваю, но она, прежде чем я начинаю говорить, указывает на себя ложкой.

      – Моему отцу невозможно было угодить. Поэтому я не умею принимать безоговорочную любовь.

      Знакомая песня…

      – Послушайте, – вздыхаю я, – если у вас травма, вы не обязаны всем о ней рассказывать. Я знаю, многие комики любят поковыряться в людях, особенно друг в друге. Видят больное место и сразу лезут. Но я не буду вас трогать, если вы не будете трогать меня.

      Фарли откидывается на спинку диванчика, склонив голову набок и выпятив нижнюю губу.

      – Не знала, что в жизни вы такой ворчливый.

      – Извините, что разочаровал.

      – А я не сказала, что вы меня разочаровали, – говорит Фарли довольно напористо: от неожиданности я даже делаю небольшую паузу.

      – Ладно. – Я отодвигаю пустой стаканчик, а Хейзл, явно уставшая, прислоняется ко мне. – Хотел бы посоветовать вам разве что делать более плавные переходы, даже в коротком номере. Вы не позволяете себе вздохнуть и идете дальше, не дав людям отсмеяться… Не спешите, старайтесь связывать шутки друг с другом.

      Фарли кивает и, мило улыбнувшись Хейзл, говорит жестами:

      – Устала? С моей стороны больше места. Можешь прилечь здесь, если хочешь.

      Хейзл вопросительно смотрит на меня и, получив одобрение, перебирается на диванчик Фарли, пока та говорит мне:

      – Знаю. Переходы – это моя беда. Мозг не хочет мыслить связно. Когда со мной происходит что-то смешное, я это просто записываю и беру в номер. А связующий материал – я сама, другого у меня нет.

      – Понимаю,