Норковая Шуба. Соня Дивицкая

бывшие супруги, через десять лет после суда, на который жена Ахмета не явилась, за нее отдувался адвокат.

      Осень была теплой, кафе не разобрали свои летние террасы. Ахмет присел за столик, попросил чашку кофе и виски. Рядом остановилась передохнуть молодая турецкая пара. Девушка была в черном хиджабе, она улыбалась, как все молодые женщины, которых только что взяли замуж. Они поэтому и ходят закрытыми, для того и носят паранджу, чтобы хвалиться подружкам: «Вау! Я замужем!» Девушка закинула ногу на ногу, под черной тканью показались кроссовки и джинсы.

      На тротуаре стояли сонные лоточники с орехами, очками, сувенирами. Тут же был старый оранжевый автомат, на котором сушеный старец выжимал апельсиновый сок. Туристы останавливались выпить фреш, и к ним моментально подходил чистильщик обуви. От его услуг все отказывались. Кроссовки пачкать черной ваксой не хотелось. Какой-то немец или бельгиец тоже отмахнулся и перешел трамвайные пути, оглядываясь по сторонам. Чистильщик подхватил свой ящик с ваксой и весело вприпрыжку направился в том же направлении. Он обогнал европейца и обронил на брусчатку деревянную щетку из своего ящика.

      Ахмет знал этот старый трюк всех чистильщиков обуви. Сейчас он пройдет, как будто не замечая пропажи, несколько шагов, а потом…

      – Мистер, мистер! Вы потеряли! – крикнул ему вежливый европеец.

      Чистильщик оглянулся, посмотрел на свою щетку как на дочь родную и радостно хлопнул руками.

      – Сеньк ю! Сеньк ю!

      Он подошел к европейцу и поставил перед ним свой ящик.

      – Ноу, ноу, – отступал турист.

      – Ю а май френд! Итс фри!

      Черной ваксой чистильщик наяривал немецкие ботинки и между делом рассказывал про своих пятерых детей. «Файв чилдрен! – он повторял, – файв чилдрен!»

      За спектакль хитрый турок получил сотню лир и раскланялся как настоящий артист.

      Счастливый, свободный был человек! Весь день на свежем воздухе! Гуляет в центре города! В ящике у него крем для обуви и пара щеток – три кило поклажи, не больше, несет этот чистильщик на своих плечах. Ахмет ему завидовал: «У этого три кило – и радость, а у меня целая фабрика – и сплошная головная боль».

      Ахмет вспомнил про свою любимую блондинку. Он решил к ней заехать и все рассказать. Русские женщины очень внимательны, они как няньки возятся со своими мужчинами и никогда не говорят «я ведь женщина». Вот за это Ахмет и любил нас, славянок, потому что мы добрые, мы свой материнский инстинкт распыляем нещадно на детей, на мужчин, нам без разницы. Ахмет к такой заботе давно привык.

      Он выехал из центра и оказался на шоссе, которое тянулось вдоль старой крепостной стены. На окраине городская стена не была такой величественной, как в центре. И высота поменьше, и арки обсыпались, но вся эта рухлядь очень трогательно вписывалась в тихую жизнь вдали от дворцов и мечетей.

      Кто-то придумал использовать древние камни вместо фундамента, и в нишах между бойницами пристроили домики. Узкие развалюшки стояли прямо на стене. Там было тихо, топились печки, дымок едва заметный выползал над темной черепицей. Низкие черные ниши под стеной заросли