Норковая Шуба. Соня Дивицкая

жар!»

      Он выпил жаропонижающее и после этого еще раз посмотрел на нолики, ему показалось, что их слишком много. Ахмет убавил три, нет, один… Нет, два! Нет, все-таки два, целых два нолика убавил добрый Ахмет и быстро, чтобы рука не дрогнула, отправил платеж.

      Ахмет не жадничал. Он всегда проставляет в графе сумма ровно столько ноликов, сколько нужно для того, чтобы его любили. За любовь он платит всем: женщинам, сыну, сотрудникам, партнерам, официантам, таксистам, горничным… Ахмет заплатит, просто ему не хочется отдавать все свои нолики сразу. У него есть еще одна любимая восточная хитрость – не исполняй свои обещания в один день, честный человек имеет право растянуть удовольствие.

      Чек для своей жены он тоже подписал, на этот раз к обычной сумме прибавил еще пять тысяч, об этом он помнил. И вроде бы все… С деньгами Ахмет разобрался и вызвал к себе секретаршу. Она увидела премиальный приказ и засияла:

      – Выздоравливайте, Ахмет Бей! Да продлит Аллах ваши дни!

      В ответ он громко расчихался.

      – Вам стало легче! – заметила секретарша. – Ваш кашель стал намного лучше!

      И накапала ему в ложку еще немного зеленой микстурки. Ахмет проглотил и отправил ее в бухгалтерию.

      Осталось последнее – ответить сыну. Ахмет еще раз перечитал его жестокое письмо. Он понимал, мальчишка боится получить по жбану, поэтому и пишет все эти глупости типа «не хочу с тобой встречаться, не вижу смысла, не люблю». На детские истерики, и на женские тоже, Ахмет не реагировал. Вот только это последнее «я тебя не люблю» его укололо. И голова к тому же болела очень сильно, особенно в том месте, где начинается шея.

      Ахмет решил не мучаться и выпил обезболивающее. Он вздохнул, вытер слезы и с треском высморкался, так сильно, что у него стрельнуло в ушах. После этого он напечатал ответ, быстро, уверенно, по-турецки.

      «Не люби меня, сын, – Ахмет написал, – меня не надо любить. Мной нужно пользоваться. Я сильный, я тебе еще пригожусь».

      Он отправил письмо, захлопнул ноутбук и спрятался в своей потайной комнате.

      Разложил диван, снял ботинки и закутался в теплое овечье одеяло. Секретарша поскреблась к нему осторожно и шепотом спросила на всякий случай:

      – Вам ничего не нужно, Ахмет Бей?

      Ничего ему было не нужно. Головная боль отступала, дышать стало легче, он понял, что через несколько минут заснет. Ахмет закрыл глаза и ответил секретарше больным осипшим голосом:

      – Меня нет.

      Малыш

      Открывает Алена свой барчик – а там ничего и нету. Ни коньячка, ни текилки, ни вискарика. Бар вынесли под ноль, и в этой голой зеркальной пустоте лежит записочка.

      «Алена, когда ты это прочитаешь, меня уже не будет…»

      «Осиротел мой барчик, – загрустила Алена и вздохнула: – Эх, Малыш, Малыш…»

      Малышом звали последнего парня Алены и предпоследнего тоже звали Малыш. Так получалось в последнее время – чем старше становилась Алена, тем моложе у нее были мальчишки, и каждого она звала