Смута. Письма самозванки. Владислав Клевакин

она, что ли? – сам не ожидая от себя таких слов, спросил Зырян.

      – Она мать всего живого и земли русской, – пояснила Годунова и обошла вокруг истукана.

      – Это языческие идолы, – хмуро буркнул Зырян.

      Тесанное из дуба изваяние языческой богини угрюмо взирало на стоящего перед ней казака.

      – В ее руках нити судьбы тех, кто верит в древних богов, – пояснила Ксения. – Она прядет линию жизни из тонкой пряжи Велеса, и там, где нити связываются в узлы, возникают причудливые события в жизни человека.

      – Что же она уготовила мне? – спросил Зырян.

      – Этого я не знаю, казаче! – грустно ответила Ксения.

      Она обошла казака вокруг и положила ему свою тонкую ладонь на плечо. Ее тонкое красивое лицо с плавными линиями было похоже на лик самой Богородицы. Может, это она сама и была. Сама Богородица. Но что ей делать здесь, на языческом капище?

      Зырян потупил взор, ему было страшно и больно смотреть в глаза этому идолу. Макошь словно видела каждый уголок его души, проникала во все потаенные местечки.

      Зырян отвернул взгляд от богини и спешно перекрестился.

      – Крестись, ежели сердце желает, – спокойно произнесла Ксения. – Макошь будет не в обиде.

      Годунова вынула из рукава длинный, расшитый красными нитями платок и повязала его на палочку, воткнутую в трещину идола.

      – Я знаю, что ты любишь гроши, казак. Макошь так сказала.

      – Кому сказала? – удивленно прошептал Зырян.

      – Волхвам, – тихо ответила Годунова. – Она все про тебя знает, – добавила Ксения.

      На лицо казака упала крупная капля дождя. Она скатилась с кончика носа и упала на руку.

      – Почему идет дождь? – спросил Зырян.

      – Это не дождь, – пояснила Ксения. – То земля наша плачет.

      Зырян почесал затылок и посмотрел на землю. Снежка, запорошившего поле и лес, не было. Под сапогами пробивались зеленые клочья травы. Они, словно зеленое покрывало, укутывали весь скит от бревенчатого частокола с одной стороны до маленьких деревянных воротцев, расписанных красной краской.

      – Что мне делать, царевна? – виновато спросил казак.

      – Завтра ты можешь уехать в Москву, а сегодня, если хочешь, оставайся на обряд посвящения. Твой дом там, в самом конце, – прощебетала Ксения. – Мне нельзя здесь долго находиться.

      Ксения повернулась к массивным воротам. На мгновение Зыряну показалось, что она вовсе не идет, а плывет, парит над землей, словно белая лебедь по глади тихого озера.

      – Она святая, – услышал он чей-то тихий голос. – Она предана своим богам, но и нам она не чужая.

      Зырян обернулся. Перед ним стояла русоголовая девчонка с толстой косой и венком из желтых цветов мать-и-мачехи.

      – Идем же, казаче, – ласково пропела она. – Я провожу тебя в твой дом.

      Где-то в одной из изб грустно и наивно заиграл костяной рожок, и поплыли, словно волны, струны гуслей. Солнце стало медленно падать в сияющую тихую гладь лесного озера. Пение лесных пташек и стук дятла стихли. Небесное окошко распахнулось,