Смута. Письма самозванки. Владислав Клевакин

происходящим из окна горницы. Рядом терся о руки Кочубейка.

      – Жесток московит! – прошипела она в адрес самозванца-мужа. – Бог ему судья.

      Она фыркнула и, улыбнувшись, посмотрела на арапчонка.

      – Доволен ты своим нарядом? – спросила Марина.

      Кочубейка кивнул:

      – Доволен, царица. Только страшно мне здесь.

      – Тебя обидели? – злобно прошипела царица.

      Кочубейка помотал головой. Марина провела ладонью ему по волосам.

      – Скажи, что хочешь, Марыська, – прошептала царица, – все для тебя сделаю.

      Кочубейка понял, что пришел его час. А чего желать шуту? Воли? Так не отпустит царица, да и что ему одному с этой волей делать?

      – Вели, госпожа, сыскать мне доброго дядьку казака, – пронудел Кочубейка.

      – Казака? – удивилась Марина.

      – Вели, царица! – заныл шут. – Он меня от смерти спас.

      – Имя хоть помнишь? – спросила Марина.

      – Кажется, Зырян зовут. С Дону он.

      Марина согласно кивнула:

      – Cыщу, Марыська, обязательно сыщу.

      Она притянула арапчонка к себе и стала нежно гладить по голове.

      Казаки и стрельцы, несмотря на подмерзшую землю, довольно быстро выкопали посреди царского двора яму под столб, на котором по будущему указу царя московского Димитрия должны были повесить пойманного самозванца.

      – Иди, пиши указ! – Димитрий пнул ногой дьяка-писаря, торчавшего у него за спиной.

      – Чего писать-то? – осведомился дьяк.

      – Пиши, что по указу моего величества самозванец Иван, причисляющий себя к сводному брату царя московского, приговаривается к повешению.

      Дмитрий поежился. Холодает. Редкие снежинки осыпали крыши изб Тушино.

      – Беги, ирод! – ругнулся царь. – Поторапливайся.

      Дьяк исчез. Димитрий смотрел на изувеченное тело самозванца, лежащее на мерзлой земле. Уже второй самозванец в его руках. Сколько их еще будет?!

      – Туточки я, государь… – Из-за спины вынырнул дьяк со свитком.

      – Веревку-то приготовили? – поинтересовался Димитрий у гогочущей толпы из стрельцов, казаков и ляхов.

      – А как же, твое величество? – буркнул один из казаков. Он вынырнул из толпы и бросился к столбу. – Еще с прошлой недели лежала.

      Казак лихо вытянул конец пеньковой веревки рукою вверх.

      – Смазали гусиным жиром, твое величество, чтобы затягивалась хорошо.

      Дмитрий удовлетворенно кивнул. Вешать – тут его воинство мастера, а Москву взять пупок развязался.

      – Готово, твое величество! – истошно заорал казак, слезая с приставной лестницы.

      Димитрий махнул рукой.

      – Тащите сюда самозванца! – заорал казак у виселицы.

      Из толпы выскочили два стрельца и бросились к неподвижно лежащему самозванцу. Тот еще был жив, но удары сапог повредили ему внутренние органы, отчего он хрипел и булькал кровью. Мужика в разорванном кафтане подтащили к столбу и накинули петлю с веревкой.

      – Все готово! – отрапортовал казак. – Можно вешать.

      Он