Смута. Письма самозванки. Владислав Клевакин

государь, – тихо пробормотал казак. – Ротмистра польского в полон взял и письмо у него отнял.

      Шуйский громко расхохотался:

      – Ротмистра полонил? Видишь, Стрешнев, мы тут Москву от самозванца оборонять собрались, а тут казак один письмо от польского короля взял.

      – Ну и что хочет Сигизмунд? – недоверчиво спросил Шуйский.

      Зырян склонил голову и протянул свиток с печатью царю.

      – Тебе, государь, вез. Сам не посмел.

      Шуйский одобрительно кивнул:

      – Это ты умно сделал, казак.

      Шуйский сломал печать и развернул свиток.

      – Писано на латыни, однако, – хекнул Шуйский.

      Стрешнев улыбнулся:

      – Ну а на каком языке, государь, им, еретикам, писать, акромя латынского.

      Шуйский недобро сдвинул брови и пробежал глазами по свитку. Его морщинистое лицо оскалилось, и царь со злобой швырнул свиток на пол.

      – Собирается Сигизмунд в поход на Москву.

      Стрешнев переменился в лице. Ладони рук заходили в мелком треморе.

      – Куда ему в поход-то. Стар уже, – выдавил боярин.

      – Сам явится, собирается! – злобно бросил в ответ царь.

      – Так у нас второй самозванец под Москвой стоит со всем войском. Куда уж более, – возразил Стрешнев.

      – Писано, что придет Сигизмунд! – буркнул царь.

      Шуйский воздел глаза к небу.

      – Этого еще нам не хватало, – запричитал Стрешнев.

      Зырян молча стоял в дверях, слушая разговоры царя, и нервно мял шапку в руках.

      Шуйскому было чего опасаться. Царица Марина Юрьевна признала в новом самозванце своего первого мужа царя Димитрия. С этого момента для всего сброда, что съехался в Тушине под его знамена, он стал законным царем. А то, что на Москве царь есть, сброд этот и поляков мало волнует.

      Из Тушина верные люди доносили, что самозванец совсем охамел. Собрался новый Кремль ставить и хоромы царские, как на Москве.

      – Чего хочешь в награду, казак? – Шуйский повернулся к Зыряну.

      – Чего казаку желать?! – усмехнулся Зырян.

      Голова боярина Стрешнева показалась из-за спины царя. Стрешнев, видя нерешительность казака и имея желание получить свою долю, лихо закивал головой.

      – Говори, казак, говори, – проникновенно зашептал он.

      Зырян пожал плечами и буркнул:

      – Все есть вроде – и воля, и конь, только кошель пуст. Нема грошей совсем.

      Стрешнев хитро заулыбался.

      – Будут тебе гроши, казак, – задумчиво ответил Шуйский. – Довезешь ли только до Дона своего?

      Зырян кивнул:

      – C Божьей помощью управлюсь.

      Стрешнев наклонился к царю и что-то прошептал тому в ухо. Лицо Шуйского посветлело. На губах вылезла улыбка. Зырян насторожился. Удумал чего царь?

      Шуйский прошел по палате, выглянул в распахнутое окно и сел на трон. Стрешнев тут же подскочил к царю.

      – Гроши из казны казаку, боярин, за службу выдай, да не скупись, отпиши. – Зырян улыбнулся. – Однако деньги пока при себе оставь. Выдашь все, как вернется.

      Казак