Смута. Письма самозванки. Владислав Клевакин

Белого города повисло багряное солнце, бесстыже заглядывая в самые укромные уголки. Затявкали псы во дворах. Послышались отголоски унылых девичьих песен. Зырян утер лоб. В кармане брякнули гроши, данные боярином Стрешневым на пропой. Впереди со стороны Спаса показался стрелецкий наряд.

      – Чего стоишь невесел, казаче? – весело поинтересовался один из стрельцов. – Али гроши все пропил?

      Зырян оскалился и в ответ буркнул:

      – Грошей хватает, здоровья мало.

      Стрельцы весело рассмеялись.

      – Ну, так и иди домой! – хмуро рявкнул старший. – Поздоровеешь, ноги обратно сами дорогу найдут.

      Зырян отвернулся от стрельцов и крепче сжал гроши в ладони. Он уже пересказал сродственнику Каравану свою беду.

      – Чем помогу, коли сам к царю в поклон пошел! – пробурчал Караван.

      – Пойду я, дядьку! – выдохнул Зырян и хлопнул тяжелой дверью.

      Вечер все сыпал и сыпал на Москву жемчугом звезд. Ладная дверь кабака и веселые хмельные крики уже не так пугали беглого казака. А чего ему бояться, теперь он на службе у Шуйского. Даже если кто и узнает его по делам прошлым, то бумага царская все спишет.

      «Спишет ли Богородица? – Зырян перекрестился. – Ай, была не была. Завтра двинусь в лавру. Не зря же царь грошей дал».

      Монеты еще раз звонко брякнули в кармане, словно подтверждая его мысли. Пробраться в лавру ему, казаку, не так сложно. Многие из его лихой ватаги нанялись на службу к польскому гетману Яну Сапеге. Авось, Бог даст, не пропадет. Зырян с силой сжал ручку двери и дернул на себя.

      В кабаке было душно. Зырян поморщился. Пятистенок был ладный. Бревна еще не вылежались хорошо, и по кабаку гулял запах смолы вперемешку со спиртом и жареной курицей.

      «Так черти котлы в аду топят», – подумал он про себя.

      Зырян сделал было шаг назад, чтобы сбежать из этого злачного места, но что-то остановило его. Приковало ноги к полу, словно пудовыми цепями. Девка. Зырян век свой не видел девки краше, чем та, что стояла сейчас за стойкой кабака.

      – Садись, казаче, в ногах правды нет, – услышал он чей-то хриплый голос позади.

      Зырян оторвал взгляд от девки и резко обернулся. За столом сидела компания из пяти стрельцов. Кафтаны новые, красные. Пищали и сабли сняли и положили на свободный стол у окна, будто места другого не нашли.

      «Чего это черт стрельцов в кузнечную слободу принес?» – подумал он.

      Стрельцы уже изрядно набрались, и со стола тонкой струйкой стекала горькая из опрокинутого штофа. Вои поочередно запускали ладони в огромную миску с квашеной капустой, затем заталкивали капусту в рот, громко причмокивали и рыгали. Зырян поклонился и наложил на себя крест. Один из стрельцов в рваном кафтане по имени Апроксий открыл рот и выпучил глаза на появившегося посетителя.

      – Казаче, уважь! – проревел он, словно с утра не жравший бык. – Выпей с нами.

      Зырян вновь перекрестился и буркнул:

      – Господь с вами, братцы стрельцы. Дело у меня.

      Апроксия усадили на место и налили еще чарку. Красная девка