Пятницкий. Олег Тарасов

Господин инспектор, зазря ходили. Ничего не обнаружено.

      − Это как ничего? − пальцы Путилина перестали постукивать по столу. − Пятницкий, откуда песни?

      Митрофан только всхлипывал и не мог произнести ни слова, не веря, что Таиров пожалел его.

      − Да будешь ты говорить или нет?! – инспектор, совсем озлившись ахнул ладонью по столу.

      Вся история выходила пшиком, и признавать это было неприятно.

      − Простите… сквозь слёзы еле слышно выговорил Митрофан.

      − Вот тебе и всё! − Путилин от безысходности повернулся к надзирателю.

      Тот с готовностью вставил своё мнение:

      − Я человек простой, но с вашего позволения скажу: всё пошло под скос в тот год, как розгам выписали запрещение. Предмет простой, а без него решения делу нет, − веско заявил Таиров, довольный тем, что его теория о пагубности отмены розг, приобрела очередное верное доказательство.

      Путилин, размышляя про себя, полностью соглашался с этим утверждением.

      «Розги первое дело, и от них польза всесторонняя, – думал он. − Провинившийся получает ровно столько, на сколько в нем есть вины. Это суд истинно справедливый. Возьми что положено, покайся, и иди с Богом. Теперь же непонятно уразуметь бурсаку степень своей провинности и что ещё важнее − как искупить её.

      Инспектор, делая вид, что читает каракули Прозорова, думал, что делать дальше.

      Митрофан тихонько всхлипывал, внутренне немного ободрённый тем, что история поворачивается не самым худшим образом.

      Иван Иванович достал из стола чистый лист и начал писать. Выводил не спеша, останавливаясь подумать над точностью изложения.

      Таиров, заскучав, поковырял в печи кочергой. Тихонько потрескивая угольками, вяло шевельнулся проснувшийся огонь. В трубе глухо гудело от тяги буйствующего на улице ветра. Догорающая свеча зачадила чёрным дымком, напоминая, что время течёт за полночь.

      Таиров решил поинтересоваться, нужен ли он ещё здесь или может отбыть в своё расположение. В эту минуту Путилин отложил перо. Запечатал письмо сургучом.

      − Пятницкий, я написал письмо твоему отцу. Изложил поведение и порекомендовал меры. Он человек духовного звания, порядок знает. Без письменного ответа можешь не являться. Всё ясно?

      − Да…, − прошептал Митрофан.

      − Отец священник, уважаемый человек, но раз воспитал такого сына, пусть и наказывает самолично, − Путилин протянул ему конверт. − Всё, отправляйся в покои.

      Мальчик развернулся и пошёл за Стенькой, который качая головой, и уже не спрашивая дозволений, направился к двери.

      − Спасибо, − шепнул Митрофан, когда они поравнялись, выйдя из класса.

      Таиров промолчал, даже не взглянув на мальчика.

      Пурга металась по улице, от двора ко двору, подсыпала снега к завалинкам и воротам, но чувствовалось, что силы её на исходе. Тревожный вой дикого степного ветра всё чаще обрывался, цепляясь за крыши и маковки церквей.

      Метель уходила за Заставу, в сторону Московской дороги.

      Глава