Почти цивилизованный Восток. Карина Демина

так уж повелось, что при рождении каждый… из нашей крови получал в свое распоряжение некоторую сумму. Как правило, она или отправлялась на счет, где и хранилась, или же вкладывалась в семейные предприятия. Или не семейные. Помимо имени и положения, своему мужу я должна была принести около полумиллиона золотом.

      – Сколько?! – У Эдди этакая сумма в голове не укладывалась.

      – Думаю, что сейчас больше. Моими деньгами распоряжался весьма… специфического склада человек. Именно с ним я и хочу встретиться. Сейчас он довольно стар, но, насколько я знаю, от дел не отошел. Так что… эти деньги вам помогут.

      – В чем?

      – Это не Запад, Эдди, – произнесла матушка нежно. – Это цивилизованный мир. Здесь правят деньги. Без них тебя просто никто не воспримет всерьез.

      Глава 7. О разбитых надеждах и коварных обманщиках

      Эва писала письмо.

      Аккуратно. Старательно выводя каждую букву.

      «Дорогая маменька…»

      Маменька, несомненно, расстроится. Хотя, конечно, о том, что с Эвой случилось, уже известно, поэтому она и будет в расстройстве. И как понять, расстроится ли она сильнее или, наоборот, обрадуется?

      Хотелось бы верить во второе, но…

      «…сим посланием спешу уверить вас, что пребываю в добром здравии».

      Эва чихнула, хорошо, хоть перо успела отложить, а то бы брызги остались. У нее всегда с чистописанием не ладилось, и вот ныне поспешила, а потому последние буквы слились в одну, нечитаемую.

      Ничего.

      Матушка Гри заверила, что письмо доставят ныне же. А уже завтра, если родители Эвы возместят затраты, то и Эва воссоединится с ними.

      Разве не чудесно?

      Сердце забилось быстрее. И Эва покусала губы.

      «Мне несказанно жаль, что я своим своеволием доставила вам столько неприятностей. Я стала жертвой подлого предательства и спаслась от участи, которая хуже смерти, лишь чудом».

      Эва, правда, не была уверена, что жизнь со Стефано и вправду хуже смерти, но в книгах упоминали о чем-то подобном.

      Так пусть будет.

      И маменька опять же… может, обеспокоится и потом не станет сильно ругать.

      Нет, станет, конечно.

      И сляжет с мигренью. А как встанет, так и запрет Эву в поместье на месяц. Или даже на два. С молитвенником и рукоделием. Пускай. Сейчас Эва была согласна и на такое.

      – Ты не пыхай, – пробурчала Кэти.

      Она устроилась в углу комнаты, забравшись на кресло с ногами и завернувшись в какой-то вовсе уж необъятный платок грязно-серого цвета. В полутьме поблескивали глаза, а лицо Кэти почти и не различить было.

      – Пиши давай.

      – Я подбираю слова, – сказала Эва со вздохом. – Не подбираются.

      – Так ты по-простому пиши. Чего подбирать. Как оно есть. Гоните, маменька, деньгу, пока вашей любимой доченьке не похужело. – Это Кэти произнесла мерзким блеющим голосочком.

      Эва не так разговаривает!

      Совершенно даже непохоже!

      Но Эва поджала губы и склонилась над листом.

      «Меня спасли люди, которые, однако… – И опять задумалась. Вот как