Почти цивилизованный Восток. Карина Демина

ведь предупреждали.

      Да. Предупреждали. Но… но никто не говорил, что не влюбляться так сложно!

      – Себе хоть не ври. Любовь ни при чем. Тебе просто надоела та жизнь. Я тебе предлагаю новую. Совершенно иную! Такую, в которой ты будешь счастлива! Всегда! Каждое мгновенье!

      Ложь.

      – А врать ты так и не научилась. – И Эва сделала единственное, что могла: стерла этот сон.

      И… дальше что?

      Назад? В тело?

      Тогда… тогда и вправду все зря. Нет. Она не отступит. И страшно. Безумно страшно. Тори сошла с ума? Или это не Тори? Это разум играет в игры? Тори не вернулась, но… но это не значит, что именно ее Эва и встретила.

      Думай.

      Думай же. Не о любви. О спасении. Нужно дотянуться до… до брата. Он ведь приехал, так? И должен быть… в городе должен быть. Где? Дом.

      Их городской дом.

      Эва год уже там не была, но представила его себе таким, каким помнила. Серое мрачное строение в готическом стиле. Высокая ограда. Каменные чудовища на карнизах. Маменькины петунии, которыми она пыталась хоть как-то развеять поселившуюся в доме черноту.

      Холл.

      Пустой и гулкий.

      – Бертрам! – Эва чувствовала себя ничтожно мелкой. И голос ее тонул в пустоте, только где-то там, в темных глубинах дома, отозвалось эхо:

      – Трам, трам…

      Надо подняться. Лестница выглядит бесконечной, но это ложь. Это… это сон Эвы! И если повезет, то не только ее. Шаг. И она на вершине. Что ж, получается. Теперь надо найти…

      Маменька.

      – Боги, за что мне это! – Маменька в гостиной, полулежит в кресле, прижимая ко лбу белое полотенце. Наверняка пропитанное ароматными маслами. – Как она могла?! Как могла так с нами поступить?

      – Хватит, мама! – А Бертрам изменился.

      Загорел? Не сказать чтобы сильно. Он все равно остался бледным и… и все же изменился, хотя не понять, как именно.

      – В том, что случилось, наша вина. Мы не смогли ее защитить.

      – Сложно защитить от дурости.

      Бертрам покачал головой. Но говорить ничего не стал. Он задумался, уставившись в окно. За окном клубилось что-то серое.

      – Бертрам!

      – Я послал в банк. Деньги будут, но…

      – Когда она вернется, я ее выпорю!

      – Если, – тихо поправил он.

      – Что?

      – Если вернется. Они не всегда возвращаются, мама… я видел. Ты просто не понимаешь пока, как часто они не возвращаются.

      – Твоя невеста. – Эти слова маменька почти выплюнула. – Негодная девчонка…

      – Которая просто поверила в любовь. Да и та любовь… ее внушили. А теперь она мертва.

      – Мне… жаль.

      Маме не было жаль. Но разве это имеет значение.

      – Сейчас главное, чтобы Эва вернулась.

      Нет! Ее не вернут! Обманут!

      Их всех обманут!

      Но на душе все равно тепло. Эву не бросают. Эва нужна своей семье. Пусть даже и опозоренная. А…

      – Бертрам! – Эва вложила в этот крик все силы. Но брат даже не дрогнул. Да и… это сон? Или правда? Или… или изнанка мира, о которой предупреждала бабушка?

      – Я