Не девушка, а крем-брюле. Татьяна Булатова

пять.

      – Вот и думай! – рассердилась Гулька и шмыгнула носом. – Бектимиров меня спрашивает: «Это твоя мама или бабушка?»

      – Дурак твой Бектимиров, – обиделась за низамовскую мать Ладова.

      – Да чмо просто! – тут же согласилась с ней Гульназ, хотя внутри при звуке ненавистной фамилии коварно подпрыгнуло маленькое, но мужественное сердечко. – Козел.

      – Козел, – согласилась Василиса.

      – Я тоже говорю – козел! – с удовольствием повторила Гулька и вдруг обнаружила, что градус настроения стал чуть выше. – В общем, Васька, замуж надо выходить вовремя. А то получится: ребенок школу заканчивает, а ты – жизнь. Пятьдесят пять – это уже бабушка!

      – Да какая же она бабушка?! – возмутилась Ладова, живо представив перед собой старшую Низамову: Гульназ была поразительно похожа на свою мать. Со спины их даже можно было спутать: обе невысокого роста, худенькие, с торчащими пирамидками локотков.

      – А чё ты хотела? В пятьдесят пять женщины на пенсию выходят и внуков нянчат.

      – Не все! – замахала руками Василиса и хотела было сказать, что у них в школе половина учителей – дамы преклонного возраста, но передумала, потому что для Низамовой учителя были не указ, а при упоминании о Ежихе она вообще могла вспыхнуть, как бикфордов шнур, и призвать на помощь тьму шайтанов[3], чтобы те наконец сопроводили Ларису Михайловну Мозуль по месту назначения. – Знаешь, Гуль, – Ладова выложила свои руки на большие круглые колени, каждая из которых раза в три-четыре превосходила мелкие Гулькины шарнирчики, и чистосердечно призналась: – А мне твоя мама нравится. Тетя Эля такая модная, современная. Она и выглядит молодо. Мне кажется, даже моложе моей мамы, хотя ты говоришь, ей пятьдесят пять.

      – Это я только тебе сказала, – доверительно сообщила Низамова. – Все думают, ей меньше.

      – Тогда откуда Бектимиров знает? – усомнилась в Гулькиной честности Василиса.

      – Никому не скажешь? – угрожающе прошептала Низамова, как будто их разговор кто-то мог услышать.

      – Могила, – поклялась Ладова и впилась взглядом в темные, как сушеные вишни, глаза подруги.

      – Мать Бектимирова – это первая жена моего папы.

      – Дяди Фаниса? – ахнула Василиса и тут же закрыла рот ладонью.

      Гулька внимательно наблюдала за Ладовой, наслаждаясь произведенным эффектом.

      – То есть вы брат с сестрой? – обомлела Василиса, потому что кого-кого, а видеть Бектимирова в числе Гулькиных родственников она не хотела.

      – Вот еще, – презрительно пожала плечами Низамова. – Только брата мне и не хватало. Он же не Низамов. Он – от второго Розкиного мужа, от Бектимирова.

      – А сколько же ей лет?

      – Кому?

      – Ну, матери Бектимирова.

      – Розке-то? Откуда я знаю? Но думаю, что она младше мамы. Поэтому и злится. Вроде как она молодая, а от нее мужик в бега подался. Да еще и женился.

3

Черт, злой дух (араб.).