Не девушка, а крем-брюле. Татьяна Булатова

«Возможно, я чего-то не знаю, – засомневалась она. – И за Ладовой кто-то стоит?»

      Но за Ладовой никого не было, даже Хазову и ту ветром сдуло. Бей – не хочу. Но обескураженная улыбкой Василисы, классная руководительница на всякий случай сошла с тропы войны и распахнула объятия перед нерадивой ученицей:

      – Ну что, дружок? – пропела Ежиха и засверкала глазками: – Подумаешь?

      – Я все решила, – Ладова повесила на плечо сумку.

      – Это тебе только кажется, – предприняла последнюю попытку Лариса Михайловна, но тут же отступила, почувствовав в Василисе мощное внутреннее сопротивление, совершенно не сочетающееся с внешним обликом белоголовой рохли. – Пусть будет по-твоему, – выдавила из себя классная руководительница и, не зная, что делать дальше, распахнула тетрадь Ладовой.

      Довольно неряшливым почерком под темой «Хороший человек – это…» было написано несколько предложений. «Краткость – сестра таланта», – усмехнулась про себя Лариса Михайловна и зачитала вслух:

      Нет такой профессии «хороший человек». То, что одному кажется хорошим, другому покажется отвратительным. Зато и первый, и второй захотят доброго к себе отношения. А проявляется оно в умении принимать человека таким, какой он есть. Поэтому «хороший человек» никогда не унизит, не оскорбит и не усомнится в твоем выборе, даже если он ему непонятен. Вот в этом и состоит призвание быть «хорошим человеком»».

      – И что я должна за это поставить?! – Ежиха потрясла тетрадью перед Василисиным носом.

      – Что считаете нужным, – опустила голову Ладова, но буквально уже через секунду посмотрела на классную руководительницу и снова улыбнулась победной улыбкой уверенного в своей правоте человека: – До свидания, Лариса Михайловна.

      – До завтра, Василиса. И не забудь принести нормальное сочинение, – Ежиха протянула Ладовой ее тетрадь.

      – Это нормальное сочинение, – тихо проговорила ученица и вышла из класса.

      – Она не оставит тебя в покое! – сделала вывод закадычная подруга, верность которой Василиса хранила с того самого дня, когда та поклялась дружить с ней до конца жизни и в подтверждение истинности своих намерений, не моргнув глазом, проглотила половину дождевого червя, безмятежно свернувшегося на самом дне большой лужи городского парка.

      – На! – Гулька протянула вторую половину скользкого бордового шнурка, не прекращавшего шевелиться, несмотря на тяжесть проведенной экзекуции. – Ешь!

      – Я не могу! – попробовала было отказаться Василиса, но через минуту, справившись с рвотным позывом, зажмурилась и засунула червяка за щеку, изобразив при этом глотательное движение.

      – Ну как? – заинтересовалась Гулька Низамова, поздняя и единственная дочь возрастных родителей.

      – Ныкак, – промычала обманщица и замотала головой.

      – Тошнит? – догадалась Гулька и с сочувствием взяла