Не девушка, а крем-брюле. Татьяна Булатова

пустого трамвая, катившего в солнечном полдне, произнес, расплывшись в щедрой улыбке, неописуемое по своей красоте и загадочности слово «КРЕМ-БРЮЛЕ».

      От счастья девочка ткнулась белой головой в цветастый материнский бок и замерла.

      – Стесняется, – объяснила Василисина мама и пошла красными пятнами от радостного волнения, потому что впервые никакой не альбинос, а благородное крем-брюле.

      – Эх! – признался длинноволосый. – Жалко, маленькая! А то бы женился!

      – Я не маленькая, – пробурчала Василиса и выглянула из укрытия.

      – Маленькая, – вмешалась мама и безуспешно попыталась усадить дочь на лакированное красное сиденье.

      – А она вырастет, – вступился за будущую невесту длинноволосый и, присев на корточки, взял девочку за пухлую влажную ручку.

      – Расти быстрей, крем-брюле! – всерьез попросил он Василису. – А потом я тебя найду и женюсь. Ладно?

      – Ладно, – шепотом пообещала девочка и подняла глаза.

      – Вот и договорились, – улыбнулся попутчик и, поцеловав Василису в макушку, выскользнул в разъехавшиеся со скрипом трамвайные двери на следующей остановке.

      – Ушел, – чуть не заплакала девочка и забралась с ногами на красное пышущее жаром сиденье.

      – Опусти ноги, – буднично произнесла мама и, не проверив, прислушалась ли дочь к замечанию, стала смотреть в окно и думать про свою личную жизнь с грустью. Ей было уже тридцать пять лет, муж любил ее раз в неделю, по субботам, и даже иногда обещал сводить в театр. Но как только наступало воскресенье, он благополучно забывал об этом. Не до того: впереди рабочая неделя, нужно отдохнуть. И уж точно не в театре, а по-простому, как привыкли, у телевизора или на природе, с удочкой.

      – Не выходи замуж, Васька, – в сердцах посоветовала она дочери и чуть не заплакала от обиды.

      – Почему? – удивилась та, пытаясь разглядеть за мутным трамвайным окном своего нареченного. И мать не нашлась, что ответить. И ушла в другой конец вагона, чтобы посидеть в одиночестве и подумать о жизни. Так они и ехали еще две остановки отдельно друг от друга, мать и дочь, залитые солнцем, в лучах которого плавала серебристая пыльная взвесь.

      А потом на рыночной площади в вагон вошли пассажиры. Много пассажиров. Набились, как цветные карандаши в узкий пенал. И особо нервные с осуждением смотрели на сидевшую у окна на отдельном красном сиденье белую девочку, похожую на альбиноса. И мать быстро почувствовала негодование пассажиров в адрес дочери и пробралась к своему сокровищу, чтобы закрыть его от недоброжелательных глаз цветастой спиной. Так они и протомились, сросшись телами, еще пять длинных остановок, чтобы потом вместе выйти в измученный летней жарой мир, посреди которого сиротливо торчал киоск с надписью «МОРОЖЕНОЕ».

      – Хочешь? – вяло предложила Василисе мама, прижимая к груди сплетенную из искусственной оранжевой соломки сумочку.

      – Хочу, – вяло ответила девочка.

      – Пломбир или крем-брюле? – поинтересовалась из окошечка продавщица, хлопнув целлулоидными веками, покрытыми плотным слоем синих, под цвет киоска, теней.

      Услышав заветное «или крем-брюле», Василиса с мольбой посмотрела на утомленную мать и чуть слышно произнесла:

      – Крем-брюле.

      – А мне – шоколадное, – высказала свое пожелание грустная мама, и ее тут же обдало жаркой волной возмущения.

      – Или пломбир, – пронзила ее продавщица гневным взглядом, – или крем-брюле!

      – Тогда – пломбир, – послушно согласилась Василисина мама и достала из плетеной сумочки точно такой же плетеный кошелечек.

      – Макраме? – поинтересовалась продавщица и сначала протянула Василисе обещанное крем-брюле.

      – Наверное, – промямлила не посвященная в тайны ремесла мама.

      – Нате, – продавщица, моментально потеряв интерес, выдала сдачу и положила на растрескавшуюся тарелку завернутый в специальную бумажку пломбир.

      – Спасибо, – еле выговорила Василисина мама и через пару шагов выбросила мороженое в урну.

      – Надо было брать крем-брюле, – девочка с наслаждением лизнула замороженный «гриб», отчего на шляпке осталась бежевая лакированная полоса. – Вкусно!

      – Вот и хорошо, – печально вздохнула мама и стала смотреть в зеленую даль аллеи: все лавочки были заняты.

      И тогда Василиса забежала вперед и протянула матери оплывающий на жаре гриб:

      – Хочешь?

      – Нет.

      – Крем-брюле, – продолжала соблазнять Василиса, в упор глядя на цветастый материнский живот.

      – Идем, крем-брюле, – улыбнулась дочери тогда еще молодая женщина и стремительно зашагала в сторону проглядывавших сквозь пыльную летнюю зелень новостроек.

      И Василиса вприпрыжку побежала за ней, на ходу облизывая свой драгоценный «гриб», катастрофически уменьшающийся в размерах. Правда, по пути она еще несколько раз останавливалась, как только