Записки несостоявшегося гения. Виталий Авраамович Бронштейн

пересдать экзамен с

      заочниками, у которых "госы" начинались через две недели. Но ректор Богданов стал

      меня уговаривать: зачем тебе это надо? Ты что – собираешься в аспирантуру? Какая тебе

      тогда разница: тройка – пятерка, – все и так знают, что ты сильный студент. Да и других

      преподавателей поставишь в трудное положение: им будет нелегко идти против своего

      начальника.

      Я сдался. Плюнул на это дело и пошел работать в школу – учитель русского языка

      и литературы с «пятеркой» по литературе и … «тройкой» по языку. Но вот, сколько лет

      прошло – а так и осталась для меня эта история маленькой, но по-прежнему саднящей

      занозой: единственная «тройка» за все годы учебы, и то – на госэкзамене!

      Наверное, были и у меня за десятки лет работы в школах свои непростые

      отношения с учениками. Но чтобы я когда-нибудь вымещал их оценкой?! Так не уважать

      себя, что даже не стыдиться это показать?

      Спустя какое-то время после экзамена я все-таки нашел в себе силы спросить у

      Ковалева при случайной встрече: за что?

      – А ты хорошенько подумай! – отстраненно посоветовал он и вежливо откланялся.

      Спасибо мстительному Виктору Павловичу за урок – я его запомнил навсегда.

      Собственно, за всю свою жизнь я могу припомнить только два случая явной

      несправедливости по отношению ко мне на экзамене. Любопытно, что они происходили в

      49

      судьбоносное для меня время. Как я уже рассказал, на выпускном экзамене и, по

      странному стечению обстоятельств, на экзамене вступительном, по истории. Причем, та

      ситуация была интереснее, так как спустя много лет я получил – при свидетеле! –

      подтверждение тому, что оценка моя была явно занижена.

      …Экзамен по истории был последним. И опять-таки, перед этим я получил по трем

      другим экзаменам, включая сочинение, что было наиболее трудно, «отлично». Так что, на

      экзамен по истории, которой я всегда увлекался и знал, наверное, получше других

      предметов, я пришел в игривом расположении духа. Заигрывал с девушками, вел себя

      крайне самоуверенно, а если учесть, что по чьей-то неглупой подсказке я приходил на

      экзамены в парадной армейской форме, со всеми блестящими регалиями, подчеркивая тем

      свой самостоятельный статус, то можно легко представить, какие эмоции мог вызывать

      этот наглый юноша с еврейской фамилией у мужчин-преподавателей. Более того, когда я

      сел перед экзаменатором, то стал небрежно вертеть в руках картонную карточку -

      удостоверение, свидетельствующую об окончании армейского Университета марксизма-ленинизма, что было равносильно по тем временам предъявлению партийного билета.

      Преподаватель, пожилой грузный мужчина с несколько обрюзгшим лицом, только

      прищурился, взирая на подобные доблести. Я стал уверенно отвечать на вопросы билета, заметив, что сидящий за соседним столом другой экзаменатор,