Живой Есенин. Антология

как всякая еврейская девушка, только что окончившая в Виннице гимназию и собирающаяся на зубоврачебные курсы в Харьков.

      Он восхвалял ее библейские глаза, а я – будущее ее искусство долбить зубы бормашиной.

      В самом разгаре спора неожиданно раздался пронзительный свисток, и на освещенном углу появились фигуры милиционеров.

      Из груди Есенина вырвалось как придыхание:

      – Облава!

      Только вчера он вернул Рукавишниковой спасительное цирковое удостоверение.

      Раздумывать долго не приходилось.

      – Бежим?

      – Бежим!

      Пятки засверкали. Позади дребезжали свистки и плюхались тяжелые сапоги.

      Почем-Соль сделал вслед за нами прыжков двадцать. У него заломило в спине, в колене, слетела с головы шапка, а из раскрывшегося портфеля, как из голубятни, вылетели бумаги.

      Схватившись за голову, он сел на мостовую.

      Срезая угол, мы видели, как его пленили и повели милиционеры.

      А между нами и погоней расстояние неизменно росло.

      У Гранатного переулка Есенин нырнул в черные чужие ворота, а я побежал дальше. Редкие ночные прохожие шарахались в стороны.

      Есенин после рассказывал, как милиционеры обыскивали двор, в котором он притаился, как он слышал приказ стрелять, если обнаружат, и как он вставил палец меж десен, чтобы не стучали зубы.

      С час просидели мы на кроватях, дожидаясь Почем-Соли.

      А он явился только в десятом часу утра. Бедняга провел ночь в милиции. Не помогли и мандаты с грозными подписями и печатями.

      Ругал нас последними словами:

      – Чего, олухи, побежали?.. Вшей из-за вас, чертей, понабрался. Ночь не спал. Проститутку пьяную в чувство приводил. Бумажник уперли…

      – А мы ничего себе – спали… на мягкой постели…

      – Вот тебе, Почем-Соль, и мандат… и еще грозишь: «имею право ареста до тридцати суток», а самого… в каталажку… пф-ф…

      – Вовсе не «пф-ф»!.. А спрашивали: «Кто был с вами?», говорю: «Поэты Есенин и Мариенгоф».

      – Зачем сказал?

      – А что же, мне всю жизнь из-за вас, дьяволов, в каталажке сидеть?

      – Ну?

      – Ну, потом: «Почему побежали?» – «Потому, – отвечаю, – идиоты». Хорошо еще, что дежурный попался толковый: «Известное дело, – говорит, – имажинисты», и отпустил, не составив протокола.

      Почем-Соль вез нам из Туркестана кишмиш, урюк, рис и разновсякого варенья целые жбаны.

      А под Тулой заградительный продовольственный отряд, несмотря на имеющиеся разрешения, все отобрал.

      «Заградилка» та и ее начальник из гусарских вахмистров – рыжий, веснушчатый, с носом, торчащим, как шпора, – славились на всю Россию своей лютостью.

      32

      В середине лета Почем-Соль получил командировку на Кавказ.

      – И мы с тобой.

      – Собирай чемоданы.

      Отдельный маленький белый вагон туркестанских дорог. У нас двухместное мягкое купе. Во всем вагоне четыре человека и проводник.

      Секретарем у Почем-Соли мой однокашник по Нижегородскому дворянскому