Наброски. Автобиографический роман с терапевтическим эффектом. Дарья Наместникова

ещё было голодно. Столовая филологам не полагалась. Зато был буфет.

      Если бы я вдруг решила снимать кино про то время, наш буфет стал бы одной из основных локаций. Небольшая комната с парой-тройкой столиков, покрытых сомнительной клеёнкой.

      Витрина. На витрине ̶ сосиски в тесте, пирожное «Картошка» и корзиночки с кремом. Всем перечисленным можно было без труда забивать гвозди.

      Даже кремом.

      Но после четырёх пар эта витрина казалась скатертью-самобранкой.

      Мы были молоды, как на подбор – с чувством юмора.

      Мы отлично спелись нашей маленькой французской группой.

      И за неимением кетчупа приправляли деревянные хот-доги безудержным смехом. До икоты, почти до слёз. Так смеются счастливые люди.

      Мы поступили, мы студенты! Конечно, мы были счастливы.

      Хотя тот семестр был, пожалуй, самым трудным.

      Нам сразу дали понять: многие должны будут уйти.

      Нам сразу внушили: придётся сильно постараться, чтобы заслужить право быть здесь.

      Нам сразу объяснили: не прийти на французский можно только по причине перехода в мир иной.

      Нас держали в постоянном стрессе. Говорили о конкуренции. Пугали сессией.

      Как-то мы должны были писать решающий диктант.

      Батареи почти не грели. Мы дрожали от холода (или от волнения?).

      И первое, что увидели, открыв дверь в аудиторию…. Петлю на потолке!

      Потом оказалось, что это никакая не петля, а электрический провод, к которому забыли приделать лампочку. Но впечатление мы получили неизгладимое.

      Если бы я всё-таки снимала кино, та «петля» точно была бы в кадре.

      ***

      ̶ Незаметно наступил декабрь. И так же моментально закончился.

      Я решила встречать Новый год со старыми школьными и дворовыми друзьями: отвлечься, отогреться, вспомнить детство.

      Мы были у кого-то в гостях.

      А потом туда пришёл М.

      Проходить не стал. Вызвал меня в подъезд.

      В том подъезде, промёрзшем, тёмном, мы провели несколько часов.

      Мы говорили, говорили, говорили.

      И всё началось сначала.

      ***

      ̶ Помнишь, я рассказывала, что французский можно было пропустить, только если не жив? В ту зиму я целых два раза прогуляла французский.

      Оба раза из-за М.

      Мы просто не могли друг от друга отлепиться.

      У нас было сильное физическое притяжение.

      И раньше, в мои 14.

      И в 17. Тем более.

      Скажешь, повеяло бульварным романом? Пошли мелодраматические штампы?

      Ну, пусть идут.

      Только так всё и было: когда он прикасался ко мне, по нему пробегал электрический ток. Когда мы целовались, у меня «плыла земля» (а я ведь даже не успела прочесть «По ком звонит колокол», я не знала ещё знаменитую метафору Хемингуэя).

      Наступила весна. Почти все из справились с сессией, но нескольким девочками пришлось уйти в педагогический.

      Мы с М. стали официальной парой.

      В том смысле, что о нас узнали и друзья, и родственники.

      В том смысле, что на свадьбу к ребятам из дворовой компании, из «детского садика», мы пришли вместе. И когда кто-то, разглядывая потом свадебные