Наброски. Автобиографический роман с терапевтическим эффектом. Дарья Наместникова

хорошие ботинки…

      В середине 90-х это требовало не только финансовых вложений, но и большой выдержки. И везения!

      Потому что одежда продавалась на рынке.

      ***

      ̶ Знаешь, что я считаю одним из главных достижений современной экономики?

      Одежду и обувь можно покупать в магазинах!

      Тот, кто не жил в девяностые, вряд ли меня поймёт.

      Тем, кто жил, объяснять не надо.

      Я просто покажу в режиме слайд-шоу: на площади стоят палатки, бесконечные ряды палаток, целый город, запутанный лабиринт. А над лабиринтом звучит Королёва, и Губин, и Фристайл.

      В палатках работают женщины, одетые по принципу «капусты», у этих женщин напряжённый, жесткий взгляд. То, чем они занимаются, настолько непредсказуемо и опасно, что они вообще ничего не боятся.

      Мы идём по междурядью, нет, не идём, нас несёт людская река.

      Чтобы примерить сапог или ботинок, ты должна снять свой, а новый чистый ставить только на картонку: тебе выпнут её из-под прилавка.

      А позади течёт и бурлит людская река.

      И ты думаешь: только бы эта река не унесла твой старый сапог!

      Джинсы ты надеваешь за импровизированной занавеской.

      Блузки и свитеры вообще не принято мерить.

      И в глаза суровым женщинам лучше не смотреть. Поймав твой взгляд, они, отличные психологи, обработают в два счёта. И вот ты уже уносишь с рынка совершенно не нужную вещь.

      Мне так купили норковую шапку. Родители гордились студенткой, хотели, чтобы «всё, как у людей». А я не хотела норку, но не умела ещё говорить нет.

      «Раскрасавица! Королевишна!» ̶ пели палаточные женщины.

      Вечером того же дня шапка поселилась на моём шкафу, на трёхлитровой банке.

      Это была чудовищная шапка. Грандиозная, пышная, с каким-то диким орнаментом.

      Я надела её один раз. И больше никогда. Мама продала шапку по дешёвке знакомым.

      ***

      ̶ Итак, М. работал поваром. И вечно резал себе пальцы.

      И едва стоял на ногах после ночных смен.

      Мне нравилось, что он ̶ повар. Мне не нравилось ̶ где.

      Помню, мы часами гуляли по вечернему городу и мечтали, как он станет шеф-поваром и откроет свой ресторан. Но для этого надо учиться, надо стараться.

      «Ты позанимаешься со мной русским?»

      Он писал с ужасными ошибками. Это была врождённая анти-грамотность. Тотальное отсутствие чувства языка. Какая ирония судьбы для меня, студентки иняза, будущего филолога!

      Сначала ошибки смешили и умиляли. Потом стали раздражать. Мне казалось, что это стыдно. Да, мне было стыдно за него.

      Вообще это чувство… М-м-м… Неловкости! Такого не существовало в 14.

      А в 17 появилось и приклеилось ко мне самым липком скотчем: даже если оторвать, останутся следы.

      Я уже говорила: он должен был соответствовать. М. перестал быть загадочным принцем, он стал моим верным рыцарем, преданным оруженосцем.

      И если рыцарь «косячил», тень ложилась на вассала.

      ***

      ̶ Семья? Моя семья не приняла М.

      Нет, это не было активное неприятие. Родители и дед вежливо