Доживем до понедельника. Ключ без права передачи. Наталья Долинина

колючим тоном заявила Марина и отошла на поиски «Былого и дум». – Вы сумейте-ка в троллейбусе, когда там битком. И в кухне, пока варится суп! И ночью, пока спит сын… – Эта тема задела ее.

      – У вас сын? А с кем он днем?

      – В яслях. Весной будет три года, в садик пойдет.

      – Ясно… А как муж, его успехи?

      Марины не видно было за полками.

      И не поступило ответа на последний вопрос. Может, не расслышала?

      Потом она вышла с нужным томом в руках:

      – Пойду, Кирилл Алексеич, ребята ждут.

      – До сих пор? У вас там что – литкружок?

      – Нет, у нас спор возник, стихийный… Я вспомнила один чудесный аргумент у Герцена…

      Она провела пальцем по всей толще книжной груды, что стояла перед директором.

      – Как толсто пишут о нашем деле… – Она вытащила из этой кипы тоненькую желтенькую книжку, которую узнала. – А этого недостаточно?

      На обложке стояло: Януш Корчак. «Как любить детей».

      – Начать, во всяком случае, можно с нее. Спасибо… – Он так продолжительно поглядел ей в глаза, что следовало бы сказать – загляделся, и сам был этим смущен. И решил – напрямик, через барьер условности: – Марина Максимовна! А ведь вы узнали меня.

      Она вскинула голову.

      – Да, я был в той комиссии, что навещала мастерскую вашего мужа. Года три назад?

      – Хотите оправдаться? Не надо!

      – Зачем? Наоборот, могу повторить: дети железнодорожников имели больше прав на это помещение, оно им досталось законно… А ваш талантливый супруг слишком уж развоевался тогда. Вроде он удельный князь, а мы были – половцы! Ему бы подождать немного, а он…

      – Не надо об этом! – перебила Марина. Назаров видел, как вспыхнули и потемнели ее глаза. – Я для вас не жена скульптора Локтева, а учитель вверенной вам школы.

      – «Вверенной вам…» Ну полно обижаться, Марина Максимовна! Скажите лучше, как его успехи сейчас?

      – Из любви к искусству интересуетесь?

      – Допустим. – Он выдержал ее скептический взгляд.

      – Успехов ждать не приходится. В загуле Локтев. А вообще я ничего не знаю: нет его в городе. Давно.

      Назаров прошелся вдоль стеллажей, неодобрительно усмехаясь:

      – Город виноват, стало быть? А заодно и жена с ребенком? Послушайте, так он же у вас слабак! А на вид бравый был парень, даже Фиделя Кастро напоминал – бородой, ростом… И предлагали же ему пустующий гараж – мог перебиться временно…

      – Давайте прекратим, Кирилл Алексеич! – крикнула она.

      – Давайте! – и он крикнул ответно. – Только, если по такой малой причине художник кончился, значит его и не было никогда!

      Вот так он довел ее до слез. А зачем? В порядке самообороны? Затравленно глянула она сквозь слезы и дверью за собой – трах!

      В досаде на себя взлохматив волосы, Назаров уставился в обложку книги Корчака.

* * *

      – Ну-с? Сегодня, кажется, кто-то родился? – прозвучал над Юлей Баюшкиной голос отца, как раз в тот момент, когда она открыла глаза и снова зажмурилась: мама раздвинула шторы.

      Юля